VV02_10 (В02 - ИЮЛЬ 2012 - ВВ-10)

VV02_10

В02 - ИЮЛЬ 2012 - ВВ-10
10файл
РАСШИФРОВКА ТИ 28 ноября 2012 г., 17:45

(00.13)ОБ: Война, война все спишет, говорили. Кто наживался на этой войне, кто погибал, кто страдал. А кто и с фронта-то раненый больной приходил, в деревнях лежат, лежат – кто выживет, а кто и помрет от больших ран. Некому там выхаживать было, кто как. Один дяденька военный выжил, солдат, что лежал, лежал. А потом и говорит, как любил коней. Ну крестьянин, ну колхозник. Ну вот. Жена взяла и привела ему к кровати коня. Вот он лежал, коня гладил... и потом встал, поправился, переборол свою болезнь. А так жена в колхозе работает, а он лежит в углу, ну как там лечили. А кто и умирал там объедался. Сразу придет с фронта голодный, поест там простокваши, и понос, и умрет.

(01.23)ДМ: Ольга Борисовна, а когда вы отказывались, было страшно?

(01.26)ОБ: Что?

(01.27)ДМ: Когда отказывались быть пионеркой, страшно было?

(01.30)ОБ: Нет. Нет, мне как скажут, Малышева встань отвечать там урок какой, я хоть и знаю, у меня сразу вот тут такой острый прокол в солнечном сплетении, вот, нервный делался. Потом я как-то переборола, постарше стала. Вот так страшно было вообще. А так я нет, я не боялась. Я Боженьку любила, Господа любила. Мама передала эту любовь. Мама все о мучениках, о первых мучениках христианства, вот которые Платонова писала вот в Русском паломнике. Она все своим языком там это рассказы переделывала. Некоторые вот Евстафий Плакида ее у нас книжечка маленькая Евстафий Плакида. Вот я уже забыла содержание...

(02.32)ДМ: Это мама читала, да?

(02.33)ОБ: Да, да, да. это у нас была... а потом когда познакомилась мама с Платоновым, да это, да его сестра, матушка, да и тут сама лично познакомилась. Мама была очень рада этому знакомству такому со святыми людьми такими религиозными. Мама никуда не выезжала же, она тут всю жизнь провела в Волочке. Как увезли ее в заключение. Она, вот как тут, это Божья воля, роптать нельзя. Вот, она нас вымолила, мы у нее вымоленные. Вот, а потом она видела сон. Вот мы Голгофу видели на небе. Чистое небо, вечером на балконе чай пили, облачко образовалось на чистом небе. Потом из этого облачка сделалась Голгофа, восьмиконечный крест и два четырехконечных по бокам креста – Голгофа. Смотрели, все смотрели вечером папа, мама, я, Модест. И потом оно побыло, побыло, и так же растворилось, растаяло все и – чистое небо, ничего не было. Мама говорит, ну нам Голгофа.

(03.50)ДМ: Когда это было?

(03.51)ОБ: Ну вот это перед этим. Не знаю, то ли война уже началась, нет, может даже еще не началась. Вот, а потом она видела сон тоже рассказывала всем. Ну, говорит, это мне к смерти, к смерти. Это... вот сон и сбылся.

(04.13)ДМ: А что приснилось?

(04.14)ОБ: Ей приснилося, что она потеряла нас. Зовет домой, нас нету, зовет, нас нету. Она всегда, мы бегаем там если за воротами, она, или во дворе, она: Ольга, Модест, домой. Ну мы идем домой. А тут вот ей приснилось, что нас нету, она пошла искать. И потеряла нас, не нашла. Едет какие-то платформы, протянули незнакомые руки ей, и ее подняли на какие-то платформы, на рельсы, и ее куда-то увезли. И вот, с чужими людьми, значит, она куда-то уехала. И она очутилася вдруг на площади, где 3 храма беломраморных, справа, слева и по центру. И вот она так смотрит, 3 беломраморных храма, и вот она идет, поднимается к главному храму на ступени... Да, а там вот Спаситель во весь рост так руки протянул, как бы принимать вот это... Есть такая икона Спаситель с протянутыми руками к Себе призывает. Ну вот, и вот она так молится Спасителю и идет на беломраморные ступени поднимается, храм закрыт. И вот она падает ниц и плачет и это молится, кланяется. И капли ее слез на этом полированном белом мраморе, она видит эти капли – и все. вот это такой сон. Вот она говорит, ну это храм – это испытание. Ну я, говорит, умру. И потом два воробья влетели в балконную дверь, по окну летали, летали и вылетели. Она говорит, ну это кто-то у нас вылетит вон. Ну вот папу с мамой арестовали. Ну и потом у нее шкатулка была, и зеркало там. она туда наложила много, и это зеркало лопнуло, все трещину дала шкатулка. Она говорит, зеркало вечно разбивается, это к смерти, тоже примета какая-то.

(06.28)ДМ: Она была такая мистическая?

 (06.30)ОБ: Ну вот это все старинное такое, да...

(06.33)ДМ: Скажите, а почему вы сказали в ответ на приглашение в октябрята, что вы молитесь Богу? Вы знали, что это разные вещи? Кто-то говорил вам, что это несовместимо быть октябренком и молиться Богу?

(06.47)ОБ: Ну так агитация по радио была. У нас же тарелка была черная это. Ну и в школе ж говорили. Ну как же, несовместимо, я вот, ребенок, знала, что кто молится, а кто смеется над Богом. Вот, мама, наверное, говорила тоже.

(07.12)ДМ: Ну отец и мать вас как-то ориентировали?

(07.16)ОБ: Ну вот как? Они идут и одеваются. Мамочка, папочка, вы куда? Завтра большой праздник, мы идем в храм. Они даже не говорят, что вот тебе платье, вот штанишки, одевайся, быстро идем в церковь молиться – не говорили такого. Они сидят там на лежаночке, пошепчутся, как детей воспитывать. Вот. Ну они говорят, куда? в церковь. Завтра большой праздник, ко Всенощной идем молиться в церковь. Ну можно нам с вами? Вот. Можно. Одевайтесь, вот это, это и пойдемте. Вот стояли, я ж вам показала место. Стояли. Папа стоит, перед папой братик, мама, перед мамой я стою, и попробуй сядь. Стоим, молимся. А тут святитель Николай висит. Там крючок сломали года 3 тому назад. Последнее мыли церковь эту, собор, оставался этот крюк, смотрю – только точечка.

(08.20)ДМ: Но они никогда вас не агитировали так прямо против, вот что "не вступай"?

(08.27)ОБ: Нет, нет.

(08.28)ДМ: Это вы сами выбрали так?

(08.32)ОБ: Я не помню вот... Тогда же в школах очень родители заставляли крест одевать, а в школах заставляли снимать крест. Но меня как-то никто не притеснял, что снимай крест там. никто в школах. Детишки дергали вот здесь за цепочку. У меня золотая цепочка была, я привязала, стойка была, стоячий воротничок вот такой. Но все равно вот так. Ну вот, что я говорю, не трогайте там все. Потом увидят, что я по набережной в собор иду после уроков 32-ой школы, вот. А эта соседка... Были случаи такие, что родители одевали крест, а в школах снимали. Ведь разные педагоги были. Я говорю, моя хорошая педагог была. похоже она, может и знала и чувствовала, но никому ничего не доносили. Я говорю, вот в деревне мы жили в Ильинском там бывшая дочка священника была директор начальной школы вот. а в этой... ой, Господи, до какой станции ехать-то? Там на станции была хирург тоже дочка священника. И вот она приезжала, хирург, осматривать детей, дочка священника, а эта дочка священника была начальной школы директор, и они детей не притесняли. Она говорит, кто кресты носил, мы никогда не докладывали никуда, что и осматривали, хирург эта не говорила, что снимай, тихонечко там все это. Вот она сама Надежда Федоровна говорила, вот мы в Ильинском жили, ну вот Павлик маленький был – Сельдьевна, Сельдьевна называл Павлик Надежду Федоровну Сельдьевна, 2, 5 года вот ему было. Вот и это, она рассказывала, что, как поведет себя педагог, вот. А другие снимали. Так вот соседка вот евреев она это падчерица Фаня, Фаина Комарова. Папа – русский, а она поженила, закрыть свою жидовскую фамилию. Взяла с детьми, это, вышла замуж за Комарова. Жили они, купили-то они...

(11.02)ДМ: А вы евреев не любите?

(11.04)ОБ: Есть евреи хорошие, а есть жиды поганые. Вот я их разделяю.

(11.09)ДМ: А родители любили их? Или разделяли тоже?

(11.12)ОБ: Наверное так, потому что они тоже это...

(11.16)ДМ: Ну а что они говорили о соседях?

(11.17)ОБ: ... плохо не говорили.

(11.18)ДМ: Плохо отзывались или нет?

(11.20)ОБ: Вот продали, продали. Конечно потом, когда много неприятностей... Вот, так вот Фаина говорила, что вот в школе агитировали против Бога, а она крест носила, как мама умерла, он вдовец женился на еврейке. Вот, крестик носила. Она говорит, я свой крестик в уборную выбросила. Я говорю, Фаня, что ты сделала, что ты сделала. Вот я ей говорила. Она старше меня: Фаня, что ты сделала. Вот, и потом она вот, когда собор открыли, они  с Мальцева эвакуированные вернулись, я говорю, Фаня, пойдем в церковь. Она: пойдем. Она пришла в церковь. Я говорю, одень крестик, какой-нибудь купи алюминиевый там и все... Так она стоять не могла в церкви. Она млела и ... Я говорю, что с тобой? А она села на пол – сомлела. Вот. Я говорю, Фаня, тебе надо обязательно исповедаться и причаститься. Исповедуйся, скажи батюшке, что ты так с крестом поступила, и вот и покайся все. Ну не знаю, как будто она это сделала. Но сколько она потом ходила в храм, я не знаю.

(12.30)ДМ: Эта Фаня это подруга ваша?

(12.32)ОБ: Да нет, вот еврейская падчерица, Людка Комарова Фаина. Ну за стенкой жили.

(12.40)ДМ: Так вот, я хотел спросить, когда вы говорили, что в октябрята вступать нельзя, если ты в Боженьку веришь, вы это говорили, уже зная, что за это наказывают, можно пострадать за это или просто...

(12.52)ОБ: Я ж не представляла, какие страдания мне ужасы не говорили родители, что если будешь проповедовать открыто, тебя там будут это жженым железом, каленым жечь. У нас не слышно, я даже не знала, что уже с 17-го – 18-го года архиереев вон к коням привязывали да...

(13.15)ДМ: Об этом никто ничего не говорил?

(13.17)ОБ: Я не знала. Родители нас особенно не пугали. Отдала нас в детский садик мама. Не знаю, куда Модест попадал, а я... Вот мама пришла, козе там нарвала, сена накосила, нажала, лежит на диване. Солнышко такое днем, а я это к ней скамеечку поставила – чего вы там?... и легла на эту скамеечку, руками-ногами болтаю и пою: Бога нам не надо, не надо нам попов. Она так голову с подушечки подняла: доченька Оленька, чего ты там поешь? Ну-ка повтори. Ну вот, и легла. А я опять: Бога нам не надо, не надо нам попов. – Кто это тебя научил? Где ты слышала? – А нас так учат в детском садике. Как нас учили, я не знаю, не помню. А когда этот случай, я вот, вот, вот, помню хорошо. Четко, ясно.

(14.18)ДМ: И что было дальше?

(14.20)ОБ: Ну вот так она сказала, еще спросила. Она сказала, не надо это тебе. Тебя там учили в садике, ты больше так не пой. Мы же Боженьке молимся, вот, вот... Вот это вот висела над кроватью тут. А тут кушетка вроде лежанки стояла, вот. вот говорит, молимся же утром, вечером. Вот эта открыточка-то, что Моление о Чаше (неразб) она висела над кроватью. А на кровати еще образочки висели, привязанные тоже. Ну вот, она говорит, больше так не пой, мы Боженьке молимся. А вечером папа пришел, они сели там на лежаночку: шу-шу-шу-шу-шу-шу-шу – и больше меня в садик не пустили. Вот, потом какую-то няньку нашли в деревне, которая развратная там. мама с папой на работе, она нас на террасу запрет, придерется, запрет на крюк, а сама там кавалеров принимала. Ну вот, мамины чулки одевала, туфли мамины одевала, еще чего-то делала, не знаю. Ну в общем, скоренько эту девку выгнали, исчезла девка. И стали нас просто запирать на ключ. А, да, они в кино ходили, киномеханиками тогда были, и мама ходила с папой вечером в кино. Ну вот, там эти Путятины, княгини Путятины с нами вечером сидели. Старушечки маленькие, куколки маленькие старенькие. Вот, как же звали? Ольга, а вторую Лидия, третью Елена. Она-то редко приходила. Старушечки, папа их отводил. Где-то они недалеко тут жили, если приходили с нами сидели вечером. Ну вот, недолго там. На елку там самодельные игрушечки приносили, интересные такие. Елка тогда уже разрешено было. вот, и это папа, между прочим, папа первую елку в кинотеатре Звезда в фойе ставил первую елку. Ну вот, и там всем предложил сдать дневнички, к Новому году какие отметки. У кого троек нету всем подарки дополнительно были всем это. Тогда много детей было у уборщиц у этих у всех. Я помню, что директору... директору театра была дочка старшая, тоже подарок давали. Как-то связан был театр с кино, вместе рядом вот. А он был председатель профсоюза кинофотоработников. Вот он там вот первую елку организовывал в частности.

(17.11)ДМ: Это отец был председатель профсоюза?

(17.13)ОБ: Да. Кинофотоработников. Кино, а напротив была фотография маленькая. Вот здесь сейчас против театр, тут теперь все эти сделаны столовая наверху там, да? а внизу там это Мегафона и Билайна там конторы. А вот напротив-то, выемка-то сейчас там что это? какой-то тоже этот бар или чего, кафе какое-то напротив-то через дорогу-то?

(17.45)О: Кафе по-моему.

(17.46)ОБ: Вот там из новостроя, это новострой. А тут вот раньше было маленькая избушечка, была фотография. Вот, когда мы маленькие были. А магазин который это кафе, был раньше посудный вот. папа покупал еще чашечку мне на день ангела.

---

(19.18)ДМ: А отец Модест вообще слышал об этом, о вашем отказе? Вы с ним говорили, быть пионеркой?

(19.25)ОБ: Ничего я не знаю. На его счастье хорошая тоже верующая учительница попалась. Мама говорила с этой учительницей Елизаветой... Она вот в начале Урицкой улицы, фельдшер. Они из сельской местности приехали. Она начальные классы вела вот у Модеста как раз это. Тетя Валя приехала, уже арестована мама, тетя Валя с этой учительницей говорила. Ну я говорю, что учительница хорошая верующая. Мама пришла радостная, что учительница – верующая и все, она не будет его притеснять и вот. а тетя Валя она сказала тоже, тетя Валя ходила узнавала, когда уже мы сироты, тут она... Учительница говорит, ну что? Вот он сидит, смотрит, слушает. Он не балуется, ничего, а видит, что у него мысли где-то в другом месте. Он на педагога смотрит, это уже после ареста, а он и не слушает. Она тогда: Малышев, что я говорила, повтори, расскажи. Он: А-ах, как проснется. Испугается и не знает, чего сказать. Потому что он расстроенный, арест он там в себе переживал. Он учительницу сидит, на нее смотрит, а у самого мысли совсем в другом месте. Ребенок. Ну вот, вот она и говорила, не знаю, как его... Он и так-то учился – троечки, четверочки.

(21.00)ДМ: Нет, он просто присутствовал при разговоре с вами, когда вы рассказывали...

(21.04)ОБ: Чего я рассказывала? Чего я рассказывала?

(21.08)ДМ: Что пионеркой быть отказались?

(21.10)ОБ: Ну я сказала, что в октябрята вступают, а я сказала, что я Боженьке молюсь, крестик ношу.

(21.21)ДМ: Это папа с мамой говорили, да?

(21.23)ОБ: Ну что ей, то вот... ну она в краску вся красную стала. Ну не стали они меня тогда беспокоить. Не стали. А потом перевели в начальную школу, в Пятую, где сейчас детская поликлиника, Пятая начальная школа, четвертый класс; там набрали лишний класс, и вот перевели... я так и не знаю, почему, не хватало здесь. В общем, вместе с учительницей нас перевели в Пятую начальную школу, где была стопроцентная пионерия. Директор школы была дочка священника бывшая, и еще там ее сестра тоже класс вела и стопроцентная пионерия была, все. Потому что не везде стопроцентная пионерия. Вот например, я не стала октябренком и татарин мальчик не стал тоже вот, тоже руку не поднял. Учительница разбиралась с ним. Он – татарин, они там своей веры тоже придерживались хорошо. И я. а остальной класс там: у-у – все закричали. Ну вот. а Фаинка вот в  своем классе, она старше на 2 года, выбросила крест. Никому не отдала, вот как на крест обращение – никому не отдала, не подарила, не спрятала нигде, а выбросила в уборную. Это надо же. Ой даже представлять не могу. Я говорю, Фаня, что ты сделала? Иди кайся. Она из Бачева вернулась, мне рассказывала.

(23.10)ДМ: А в райкоме что вас спрашивали?

(23.11)ОБ: М?

(23.12)ДМ: А в райкоме, куда вас вызывали, что вас спрашивали?

(23.15)ОБ: В райкоме комсомола. Она спрашивала, ну что там, кто-то заставлял? Я говорю, не заставляют, я сама люблю. Хожу, молитвы, я сама люблю. А молитвы знаешь? Ну я говорю, ну я стараюсь учить, вот, самое главное там... А как же ты крест целуешь? Все крест целуют, ты можешь заразиться. А я говорю, я целую крест, наоборот поправляюсь, сказала. Вот это я помню, что как же ты целуешь крест – заразиться можешь.

(23.48)ДМ: И что он сказал?

(23.51)ОБ: Ну она, женщина. А я сказала, что я наоборот поправляюся. Ничего, я говорю, не боюся, и я крест целую. А потом, а потом это, когда Модест уже в семинарии учился, я работала в роддоме, уже фельдшер. Когда в войну фельдшеры училися, никто ничего не спрашивал, ничего. Говорили, в комсомол вступай, говорю, а я не буду. Ну мне ничего... Модеста не спрашивали. Когда я работала, нас аттестовали, как фельдшер-акушерка, я младший лейтенант должна быть. А медсестры были старшина там. Ну вот, надо было фотографию маленькую и большую как на открытку. Ну вот это представь в военкомат. Аттестация проходила. Он все, буква "м" подходит, меня не вызывают. Девчонки говорят, а чего это тебя не вызывают? Я говорю, не знаю. Меня самую последнюю вызвали, я уж переволновалася. А я написала там все, биографию-то. Брат учится в семинарии духовной, папа там тоже, мама в заключении умерла, арестована была в таком-то году, все. Это что такое? – у них волосы дыбом.

(25.26)ОБ: Оттого, что мама в заключении умерла?

(25.28)ОБ: Ну я не знаю, чего им вот... Ну вот они спрашивают, а что это брат в семинарии? – ну брат в семинарии. – А ты - верующая? Я говорю, верующая. – И крест носишь? – Ношу. Опять это уже я барышня была. с 18-ти лет я работала, но это не скоро, мне 20 наверное было уже или 21 или даже... Я наверное 3 года отработала... правда уже поначалу, ага, сначала мы хорошо работали, 3 поступили. И в местной роддомовской стенгазете нас отмечали благодарность нам на май, на октябрьские. А это одна медсестра, старшая моя, у нее тетка в церковь ходила, старая дева, и она сказала, что вот твоя акушерка ходит в церковь, и она там доложила, и уже мне благодарности нету. Этим двум девочкам благодарность, а мне нет. говорят, чего ж это? А те завидовали старшие, что это им молоденьким после войны. Мы, говорят, по 10 лет работали, и нам благодарности не пишут, а им благодарность за хорошую работу там. А не знаю, кто уж это выписывал, я ж не гналась за этими благодарностями. Ну а потом говорит, а чего тебя не пишут. Ну вот кто-то сказал, что, что я богомолка там чего-то. Ну я говорю, наплевать на них. Это обошлося. А потом, когда военкомат, они главврачу...

(27.04)ОБ: ...да, они тогда меня: идите, все говорят, а вы Библию читаете и Евангелие. Я говорю, я Евангелие читала, да я и Библию читала. Ну и что? Ну я Библию там не всю прочла. Ну что там? ну все спрашивали, все сказала: ну идите. Аттестовать вас не будем как лейтенанта. А туда идите в какую-то комнату. Там мою открытку фотографическую вернули мне обратно. Только маленькую взяли эту. Ну, старший сержант, или сержант, я не знаю уже, стали аттестовать. Военный билет припечатали, ну и все, я и работала дальше. А потом эта секретарь партийной организации роддома Галя Шошина говорит: Оля, не ходи ты в церковь, а то из военкомата звонили главврачу, что такая-то работает. А я, говорит, слышала, он сказал: придерусь – уволю. Я говорю, Галя, лучше бы не говорила. А то я теперь буду волноваться, придерется, уволить хочет. Придираться он прибежит: у-у-у сразу. Ну вот, я нервничала. Он правда прибегал 2 раза, чего-то придирался, но все, слава Богу, хорошо, и уйдет потом. Ну а это, я и заболеваю. Я заболела, заболела, заболела воспалением легких. Потом поправилась, подружка моя все банки ставила, выходила. На девятый или на одиннадцатый день у меня перелом что-то... Катаральное, но очень тяжелое воспаление. Я в подушках лежать не могла, я, сидя в подушках, сидела (неразб).

(28.54)ОБ: Поправилась, поработала немножко я, больше месяца не работала, может быть меньше, у меня осложнение. Иду на работу, у меня как будто мешок на плече лежит тяжелый, тяжесть такая. Ну вот, все температура стала небольшая. Ну вот, у меня сухой плеврит правосторонний, у меня бок все время зябнет этот от сухого плеврита еще в девушках перенесенного. Ну вот, сухой плеврит, ну вот мы дом-то продали как раз уже родительский, папу-то похоронили, через год я заболела. Ну вот и это, врач уже поставили меня сухой плеврит в тубдиспансер, на учет. А там верующие все врачи. (Неразб) высланная, эта Татьяна Ивановна Клименко москвичка высланная. Это вообще с крестиком, с крестиком увидела и лечила. Позвала к себе в комнату, с мамочкой жила. открыла коврик, под ковриком там отец Авросий Оптинский лежит – вот какие врачи меня лечили. Господь утешал. Вот она же в Опти... в этом как его... потом на пенсию вышла, мамочка тут похоронена на старом кладбище ее, Татьяна Николаевна, тоже Татьяна Клименко. Ой, вот могилка, хоронили без меня, но я эту могилку знаю. Нынче-то не была, никак. Но кто-то ухаживал за этой могилкой, я приходила, видела, что вычищено. Вот, а врач сказал, что берите отпуск и потом еще за свой счет желательно. Мы дом продали, деньги у нас были, вот оставалися, и питайтесь хорошо, сливочное масло больше, черную смороду больше кушать вот. старалася, как могла. Ну вот, и это, жили на Московской, я пойду это, мимо рынка, покупаю смороду черную там, масло сливочное покупали, кушала уже. И это хлористый кальций принимала хлористый кальций молоком запивала уже, горечь полынь такая страшная. Горечь хлористый кальций для укрепления. Ну вот и да, вот получилось: он не меня уволил, а трех акушерок уволил медсестер там, кто они были, я не знаю. вот одна и чего-то работала, но та девчонка грубая, а другую взял сам, отличницу, секретарь комсомольской организации. Она такая ложная. Она там перепутала детей. Вот офицер в Красном городке получил ребенка не того. Прихожу получать зарплату, девчонки говорят, ну больничный лист оплачивать, они говорят, он говорит, что там творится на отделении, почему там все поменялися. У другой нарыв там был, там поменялись, в общем там хаос такой получился, там болезни какие-то пошли... работница Малышева, на меня. Где наша хорошая работница? Куда делася? Она давно не работает, что больничный, что у нее отпуск и за свой счет дали отпуск попра... Ну вот, я говорю, да ну вас, девчонки, правда, нет правда. Вот, вот как. вместо того, что придерусь, уволю, уволил трех, а потом спрашивал, где хорошая работница. Потом когда я замуж выходила, он к себе в кабинет позвал: ну оставайся, ну пусть муж тут у тебя остается работать. Я говорю, нет, Борис Моисеич, спасибо, уезжаем. Ну вот. Такое дело. Еврей.

(32.43)ДМ: Скажите пожалуйста, а когда вот папа ваш отвечал, что на добровольных началах...

(32.51)ОБ: Да.

(32.52)ДМ: Вас потом вызвали, спросили.

(32.55)ОБ: Ну вот.

(32.56)ДМ: Потом папа вам что-то говорил по этому поводу?

(32.59)ОБ: При папе я ж тут говорила. Директор сидел, папа и я. директор шахт, ну вот...

(33.07)ДМ: Нет, ну отец дома похвалил за поведение там или как-то поддержал вас, что правильно отвечала?

(33.13)ОБ: Нет, он такой был очень интеллигентный, сдержанный. Не было никаких таких всплесков эмоциональных.

(33.20)ДМ: Нет, не всплесков, просто мама с папой как-то оценили ваше поведение, что правильно отвечала или вообще никак...

(33.27)ОБ: Рады были конечно, что я стойкая такая.

(33.33)ДМ: То есть вас похвалили за это, да?

(33.34)ОБ: Ну так не ругали, конечно.

(33.38)ДМ: Ясно. Я тут хочу понять, отец Модест, он когда в детстве жил с вами, он это сам видел. Его, допустим, не вызывали, но вот он же видел, как вы отвечали.

(33.47)ОБ: Ну так все ощущалось, атмосфера семейная такая. Вот я говорю, тетя Валя приехала потом уже, мама-то там с ней, с Елизаветой, как ее отчество, забыла... учительница начальных классов. Сельская, она верующая, вот. Она это с мамой уже откровенно разговаривала, она Модестика тоже уже не терзала. Я говорю, как педагог поведет. Ну и так же вот как я, так вот его и не трогали. Не знаю, как-то...

(34.23)ДМ: Просто, понимаете,  письмо, которое я читал, пишет отец Модесту, что ему тревожно...

(34.30)ОБ: Да, что он не едет в семинарию, боится.

(34.33)ДМ: Так он прямо там пишет, что ты там пошел в след  сатаны, там такие выражения употребляет... Отец не был таким человеком, которому в общем все равно. Судя по этому письму, а это ваш отец пишет, индифферентным он не был. А вы говорите, что он вообще так вот ничего не сказал. Такого быть не может. Такие письма писать, и ничего не сказать дочери, и сына не наставить – я не верю в это. Или вы не запомнили просто? Потому что такое письмо написано энергичное.

(34.59)ОБ: Ну так его, ну так энергичный, он его звал, он боялся ехать. Он забитый вот, в школе-то забитый был. Он уже так избегал, что терзают, обзывают там, что как он уже...

(35.16)ДМ: Но крест-то он носил, не снимал?

(35.18)ОБ: Носил. Нет, не снимал.

(35.20)ДМ: Так вот, значит, забитый, незабитый...

(35.22)ОБ: Я приехала... я приехала к Модесту. Спаленка, хорошие никелированные кровати Валеньке, Сашеньке. Коврики хорошие, и на ковриках крестики висят. Я говорю, чего это крестики висят с цепочками. А Лида говорит: заставят по-собачьи лаять, будешь лаять по-собачьи. Я говорю, нет, Лида, я уж по-собачьи лаять не буду. Вот я еще с Лидой... что это такое? Мои ребята пошли в школу, физкультура – вываливаются. Все на булавочках, на маечке, нижней рубашке – не вываливаются. Цепочки сняли и все, а в бане меняли: булавочку перекалывали на чистое белье. И вот так ходили, и в школу ходили. А у нее на ковриках висели.

(36.14)ДМ: Это Лидия какая?

(36.15)ОБ: А? ну Модестина, Вали с Сашей. А Любочка родилась большая вообще в школу не ходила. Вот такой ее был ответ. Ее и Параскева Яковлевна так учила. Она была и пионеркой у Параскевы Яковлевны, и танцевать, и плясать – и все разрешала она ей. Так вот все это с офицершами дружила... по-современному жили. Но и в церковь ходила Лида. В то же время я и в церкви ее видела девочкой. С хорошей бисерной сумочкой на руке.

(36.56)ДМ: Побаивалась, да?

(36.57)ОБ: А?

(36.58)ДМ: Все побаивалась. Боялась.

(37.00)ОБ: Параскева Яковлевна-то?

(37.02)ДМ: Да.

(37.02)ОБ: Я не знаю. Зато папа с мамой с ними не общались. А Ольга Сергеевна Герасимова у них на вышке жила в мезонине и тоже не общались. Не знаю. Она подходит, вот хорошая. Она говорит, что она к маме подошла, маму... хотела познакомиться с моей мамой, что вот хорошая с детьми приходит. А мама: да, да, да... и все. Ольга Сергеевна так рассказывала. А Марья Николаевна подружилася с Ольгой Сергеевной, ну вот тогда, а потом познакомилась с моей мамой уже через Корноухову, ну и мама дружила все, а уже когда мы осталися с Марьей Николаевной Изотовой,  то уже Ольга Сергеевна ее близкая приятельница дорогая, и она уже ходила, она о нас заботилась, мы уже с ней познакомились. А при родителях нет. Потому что она незнакома была. у нас была матушка София с этого монастыря приходила. Матушка София это была нашего дома. А вот когда она умерла, что она умерла, нам тоже не сказали, детям. Или ее арестовали, или она умерла, куда она делась, приходила. Тоже она нас там особо не агитировала в религию. Но мы знали, что она матушка София, уважали ее. В большой праздник она другой раз из церкви к нам приходила к маме. Папа на работе, мама дома сидела. Потом еще приходила бабушка Дарья, такая, с собачьей пастью, не собачья, как это называется: заячья губа, собачья пасть. Вот у нее это как гриб чага верхняя губа такая, прямо даже не знаю, как. Жабий такой рот, я такой в жизни не видела. Эта приходила, мама принимала ее, старицу. А где она, из деревни приезжала в праздники большие. Мама ее принимала. Покушает в праздник, погостит. Ой, старушечка такая. Ну мы никогда не смеялись, не насмехались, не издевались...

(39.22)ОБ: Мама запрещала, что не насмехайся, не дразнись. Нас оберегали так от улицы, от плохого влияния. Уберегали, уберегали, все равно мы таскались... ой. Береги, не береги, потом Модест вот в ножички играл. Приводил мальчишек, играли у нас там палисадник в ножички. Я приду там со школы или с работы, уже не помню откуда, он сидит в ножички играет. Какой-то перочинный ножичек с руки кидать, чтоб он втыкался в землю... всю эту травку всю изрубасили. В ножички приходил какой-то школьный товарищ, один или два ходили. Петька Березин там с его класса, он на свадьбе был, на свадьбе на моей... с Модестом они там выпили пьяные ходили по саду. Петька красный идет, во голова кверху, а Модест бледный, вот так голова вниз.

(40.42)ОБ: М-да, ни папы, ни мамы уже не было. вон Марья Николавна тут с нами и волновалась. Подросли, волнуется, как, что, чего. Как замуж выдавать, как женить. Семинарию кончили, а эта тетя Леля говорит: мам, ты своих воспитанников любишь больше, чем нас. Она говорит, как же, вы -  мои дети, уже выросли, семейные, а это же сироты, как же. Вот я 10 лет с ней прожила. Еще тетя Леля претензию, что ты любишь их больше, чем нас. Да, в общем... Потом у нее родился после войны еще Андрей, нехороший был, прости Господи, все на том свете свете. А теперь это что Маринкин Костя жив остался только. Женечка, бедный, погиб, Маринкин сын, хороший, талантливый. Костя, а Костя там спился, не знаю. Я спрашивала у Ма... А подала паспорт, а у нее просрочен и паспорт. И тамошний начальник милиции ее арестовали, посадили в кутузку. Вот, а там все раскулаченные. Мельничиха грудным молоком обливается, ребенка девятимесячного от нее отняли, она плачет. Девушки две арестованные, там где-то их выслали далеко в лес на Енисее, они оттуда сбежали и пристроилися где-то в порту. А там патруль, их который возил, и тут оказался, их признал, поймали. И вот она сидела, там всякие истории, и все плачут и в общем, и она еще простудилась, у нее сдела... Я ее мою, бывало, у нее тут прямо ложку клади столовую в позвоночнике, яма такая выбивши. Я говорю Марья Николаевна, чего это у вас такая яма на позвоночнике-то, раненая, нераненая. Но уже белая она, не красная, ничего. Она говорит, это у меня был этот карбункул. Фурункул или карбункул вот на спине вот тут. Так вот Павел Александрович еще ее лечил, вот пока она там была. Потом выпу... он упрашивал начальника милиции выпустить ее, что... А он держал, ну все равно-то, говорит, надо же ей домой паспорт-то менять. Ну в общем... Ну что вы хотите, дура, вы видите у нее лоб маленький. Уж он о жене признавался, как он ее от начальника милиции вызволял оттуда. Ну что, с глупой бабы, вы чего возьмете, ну просрочила паспорт, а к мужу приехала спасать там мужа, а получилось вот только неприятности.

(43.39)ДМ: А когда Марья Николаевна ездила в Котельничи к Платонову?

(43.44)ОБ: Да не к Платонову, а к мужу.

(43.47)ДМ: К мужу.

(43.49)ОБ: В Коста... в Котлас.

(43.52)ДМ: Так. Значит, Марья Николаевна ездила к мужу в Котлас когда?

(43.55)ОБ: Ну вот он два года там на выселке. Он год отбыл, она и поехала. Не знаю, когда, когда он там сидел. Когда умер, вот я тоже не помню. Сколько ему лет было? а ему наверное лет уже было, ой, не знаю, пятьдесят, может. Он это... у него мать умерла, и у матери было это сердце... порок сердца, незарощение баталового протока. Мать после пневмонии скончалась в 40 лет. Вот овдовел муж, и двадцатилетнему искали жену, Павлу Александровичу, двадцатилетнему, искали жену, хозяйку в дом. и вот Марья Николаевна ровесница с мужем. Она тоже двадцатилетняя вышла замуж за Павла Александровича, у него тоже зарощение... не...незарощение баталового протока, как у матери. И он вот скончался, тоже там отбыв 2 года выселки, не смог вернуться, замерзли реки уже там. через реку надо было переплывать на другой берег и тогда уже на поезд и в Питер. А он до весны просидел там, а весной сидел на завалинке на солнышке, простыл. Так же пневмония у него получилась, так же после пневмонии поправился, и тут же сердце сдало. И умер.

(45.27)ДМ: И там похоронен?

(45.29)ОБ: Там похоронен. И вот потом ездила вот тетя Леля ездила, могилку поправляла уже вот...

(45.37)ДМ: В Котласе?

(45.38)ОБ: Да. В Котласе. С ним вот тут переписывались. Верующая хозяйка, она вот все ей прислала его имущество, все прислала. Вот я говорила, что она приходит из храма наплаканная, обедню отстоит на коленях всю, а письмо приходит ей. Он каждый день ей вообще писал письма, каждый Божий день.

(45.59)ДМ: Марье Николаевне?

(46.00)ОБ: Да, да, да. Павел Александрович. Вот какие мужья хорошие. Ну вот, и она 40 дней ходит его поминает, а письма идут, посылки пришли.

(46.10)ДМ: А с какого года книжка ведется?

(46.12)ОБ: Ну а эта уже с Надежды Захаровны Дешевой. Вот она почему-то не так давно ведется. Тут всех мало старых людей. Вот, видите начало, я вам отложила. Там еще Александра Захаровна по-моему первая-то подписана.

(46.29)ДМ: Так тут 41-ый год.

(46.32)ОБ: Да.

(46.32)ДМ: Первая запись в книжке... так, так...

(46.38)ОБ: Это проверяльщики пишут.

(46.39)ДМ: Проверяльщики писали.

(46.41)ОБ: Да. А там вот прописка-то, прописка.

(46.43)ДМ: Первая запись...

(46.46)ОБ: Сестра ее одна.

(46.50)ДМ: Паспорт...

(46.51)ОБ: Кто Павла или Александра там, я уж забыла?

(46.54)ДМ: Так, первым идет Дешевая Павла Захаровна...

(46.58)ОБ: Вот Павла, она старая дева тоже. А Александра Захаровна, знаю, племянница была на юге там.

(47.06)ДМ: А где тут дата-то?

(47.08)ОБ: Ну вот тут прописка, выписка там в конце. Печать: прописана, печать: выписана. Там написано: умер, умерла. когда умерла, то пишут: умер, умерла.

(47.24)ДМ: Около первой записи тут ничего не написано. А во второй записи: Дешевая Надежда Захаровна.

(47.29)ОБ: Ну это Надежда Захаровна.

(47.30)ДМ: Прописка: 27.09.47 года.

(47.36)ОБ: Почему 47-го? Она...

(47.38)ДМ: А дальше Духотина Анастасия Николаевна...

(47.42)ОБ: Ну это вот эта генеральская дочка-то вот здесь в комнатке была, ради Христа жила у них. Нет, а Яков Трофимович.

(47.50)ДМ: И прописана 6.04.42 года.

(47.53)ОБ: А, перепрописана, перепрописана.

(48.00)ДМ: А что такое перепрописана?

(48.01)ОБ: Ну вот старая книжка была она тоже вписана. А это уже переписали в эту книжку.

(48.07)ДМ: А старая книжка где?

(48.08)ОБ: Не знаю. Сдавали наверное государству в архив...

(48.12)ДМ: То есть это в войну писали все.

(48.15)ОБ: Не знаю. у нас книжка... у нас книжка, мы дом продали, я эту книжку домовую не отдала никому. Она где-то у меня, если цела в кладовке там.

(48.25)ДМ: Слушайте, так это ж бесценный источник. Найдите пожалуйста, Ольга Борисовна.

---

(49.28)ОБ: (глядя на фотографию) Ну 51-ый...

(49.29)ДМ: Написано, что это 51-ый год.

(49.30)ОБ: 51-ый? Ну вот он может быть когда я замуж выходила, может здесь в Волочке где он заснят в саду. Я не знаю...

(49.40)ДМ: 1951-ый. Семинария?

(49.48)ОБ: Семинария.

(49.49)ДМ: Семинарист?

(49.49)ОБ: Ну он окончил уже. Вместе мы поженились, а он пошел в академию тогда. На первый курс остался уже.

(49.57)ДМ: То есть это он уже в академии?

(49.59)ОБ: Ну а какой месяц? Если мы уехали уже на приход на первый. Он пошел в академию осенью. Да, он год отучился в академии.

(50.07)ДМ: Он закончил в каком году, в 51-ом?

(50.11)ОБ: Вместе они семинарию в 51-ом закончили, с Борисом-то. В 51-ом закончили вместе. А поступал он в академию. Но он год отучился, а потом вот уже женился. Они тут без меня его поженили, монашки и все. Ольга Сергеевна, Марья Николаевна и Параскева Яковлевна. Все тайно...

(50.40)ДМ: А снимался он где?

(50.42)ОБ: Не знаю я, кто его снимал, не знаю. Я не снимала. Может товарищ снимал.

(50.50)ДМ: Нет, а место какое.

(50.51)ОБ: Не знаю, не знаю. зелени такой, не знаю, у нас такой густой зелени... Сирень? На Урицкой 67? Продали в 50-ом году, там сирень была.

(51.02)ДМ: Ну это в Волочке снималось или нет?

(51.04)ОБ: Не знаю, не знаю. Ничего не знаю. Может в Волочке, может не в Волочке.

(51.15)ОБ: Да, может я уже уехала с этим с отцом Борисом, туда к нам поехала. Сентябрь я еще работала, уволилась  в сентябре.

(51.30)ДМ: Так, вот еще одна фотография.

(51.34)ОБ: А где это? Это из альбома из нашего? Да...

(51.38)ДМ: Вот это какого года?

(51.41)ОБ: Ну откуда я знаю. Там если подписано, если не подписано...

(51.44)ДМ: Так лупу-то возьмите.

(51.47)ОБ: Если подписано. А если не подписано. Ну я вижу, я знаю эту фотку.

(51.53)ДМ: Ну так а какого это периода?

(51.54)ОБ: Ну не знаю, ну может он семинарист, молодой. Ну что я точно помню что ли? Вот он шляпу носил какую-то. Папину наверное шляпу. Папа приехал, шляпа его. Папину шляпу мы прожили, а эта ему мала. Модест его наверное носил шляпу.

(52.14)ДМ: То есть вот это отцовская шляпа, да?

(52.17)ОБ: Да, отцовская. В семинарию одевал шляпу отцовскую. Потом-то он свои покупал. Папину шляпу любимую мы продали. Серая такая была, мышиного цвета, стального.

(52.34)ДМ: Шляпа отца. Носил в семинарии, да?

(52.38)ОБ: Да. Ну зимой-то там зимние какие-то ушанки носил. Зимой-то в шляпе не ходил. Тогда все ушанки носили.

(52.48)ДМ: Зеленая шляпа, да?

(52.49)ОБ: Да, зеленая была. Ну потом-то он уже служил и учился тогда... служить он стал, у него там и синие шляпы были. И у отца Бориса тоже, шляпу носил. Тоже серые были и синие. Коричневых, по-моему не было. зелененькие были. Последняя у отца Бориса тоже зеленая шляпа была последняя, моли съели тут. Отец Борис тоже заносил, изломает ее, как-то измажет там и новую себе купит. Летнюю он такую покупал летнюю ажурную, белые шляпы Борис. А он тоже наверное также, уже женатый был также. Все тогда носили. Летом шляпы ажурные такие магазинной фабричной работы. А теперь совсем по-другому батюшки одеваются вот заснят он, видите, в старенькой какой-то. Маленький козыречек, а не шапка ушки закрывать. Сейчас такие продают, все носят. Шляп уж не носит никто. И шапки ушанки никто не носит.

(54.01)ДМ: Так, "Дорогим отцу Борису и Оленьке от отца Модеста и Лидочки". Дата, какая-то дата написана. Не могу понять, сейчас. Так: апрель, пятьдесят то ли третий, то ли восьмой. Сейчас взглянем на фотографию саму.

(54.39)ОБ: А, это с Лидой он, с Лидой. Ну это наверное 53-ий.

(54.46)ДМ: Это 53-ий год?

(54.54)ОБ: Да, наверное он женился в 52-ом, в 53-ем такую фотографию... И у меня такая амазонка была куплена с перышком. Тут перышки все съели моли. Не знаю, где-то она помятая лежит.

(55.16)ДМ: Женился в 52-ом, да?

(55.18)ОБ: Да.

(55.23)ДМ: А где это снято?

(55.24)ОБ: Не знаю. В ателье где-то в Питере сфотографировался он, нам прислал.

(55.30)ДМ: В Питере, да?

(55.31)ОБ: Да, ну вот он в Лисьем тогда.

(55.34)ДМ: Он служил тогда в Лисьем носу?

(55.36)ОБ: Да, наверное. Если 52-ий, то Лисий. Не 58-ой, нет. ой, уже в 55-ом у меня другая шляпка фетровая была с вуалькой, такая с кокошничком, в Куженкино приехала с Машей маленькой на руках, годик Маше был.

(56.03)ДМ: Так, вот еще снимочек.

(56.07)ОБ: Ну это он с этим, это на пляже у себя там, с Сашей что ли. Сидит, да, Модест?

(56.17)ДМ: Да. С Сашей?

(56.20)ОБ: С Сашей наверное.

(56.22)ДМ: С Сашей?

(56.22)ОБ: Или Валя, не знаю который, Вали или Саша, не знаю. Мне теперь уж не рассмотреть.

(56.28)ДМ: Давайте увеличим.

(56.32)ОБ: Ну так вы-то узнаете Валю?

(56.34)ДМ: Ну как я могу кого-то узнать?

(56.35)ОБ: Это Валя, Валя, Валя. Хмуренький у него взгляд. У Вали другие, да Валя.

(56.40)ДМ: Валя?

(56.41)ДМ: Валя. Хмуренький. Он такой замкнутый.

(56.56)ДМ: Так. Отец Модест

(56.59)ОБ: В Лисьем носу где-то на взморье.

(57.02)ДМ: А сколько Вале лет?

(57.03)ОБ: Ну не знаю. Дошкольник, дошкольничек наверное. 5, может, 6, может, 4 – не знаю. там не подписано на ней?

(57.18)ДМ: 5 – 6?

(57.19)ОБ: Ну так, наверное, так.

(57.24)ДМ: В Лисьем носу. На пляже, да?

(57.38)ОБ: Ну где-то там отдыхают, не знаю, гулять ходили на взморье.

(57.47)ДМ: Так вот здесь надпись: 48-ой год, Ярославль.

(57.53)ОБ: Так это не этот.

(57.56)ДМ: На следующей фотографии.

(57.57)ОБ: А, следующая.

(57.58)ДМ: Вот. 48-ой год, Ярославль.

(57.59)ОБ: Ну это, я думаю, тетя Валя со своей дочкой Ольгой. 48-ой год, это ей 8 лет. В 40-ом родилась. Прислала нам уже.

(58.16)ДМ: Так. Тетя Валя с дочкой.

(58.23)ОБ: ...толстенька, хорошенькая была, и вот, ангиной заболела, ей оперировали гланды и заразили.

(58.29)ДМ: Баркаева, да?

(58.30)ОБ: Баркаева, да.

(58.33)ДМ: Так, ей 8 лет, так?

(58.36)ОБ: Да. Сорокового года рождения.

(58.49)ДМ: Следующая. Значит, на обороте фотографии написано: "Ал", и дата 1926 год, 8-ое десятого, 8-ое октября. Вот фотография сама.

(59.09)ОБ: М-м, это мама.

(59.12)ДМ: Это мама, да?

(59.14)ОБ: Чего там написано? Ал почему там?

(59.19)ДМ: Вот здесь написано "А" большое "л" маленькое, "Ал", а дальше идет дата, 8-ое октября 1926 года. Значит, это мамина фотография, да?

(59.55ОБ: ...ну вот это мама, клетчатая блуза мамы. Она в положении была.

(01.00.06)ДМ: В положении?

(01.00.08)ОБ: Да. 26-ой год? Мертвый у нее родился...

(01.00.15)ДМ: Так. Мама...

901.00.22)ОБ: Она потом говорит, я села за стол. Она сидит за столом там. в той квартире еще в каменном доме. Ой. Господи. Ну это он вот из общей фото взял одну ее так (неразб).

(01.00.45)ДМ: В каменном доме, это который Аптека-Оптика?

(01.00.49)ОБ: Да, да там. Потому что я уже там родилась, а это, я-то третья беременность у нее была. Две-то удушил, и мальчика и девочку, Шлемский жид удушил.

(01.01.05)ДМ: А это... сейчас секундочку, это беременность вами?

(01.01.13)ОБ: Нет, нет. 26-ой год, какая я? когда в 28-ом родилась.

(01.01.19)ДМ: Так, это второй ребенок?

(01.01.21)ОБ: Вторым ребенком, да.

(01.01.22)ДМ: Второй ребенок.

(01.01.23)ОБ: Она в четвертый год в 20 лет замуж вышла, в четвертом году. В 24-ом четвертого года рождения, в 24-ом она двадцати лет замуж вышла.

(01.01.44)ДМ: А это она уже работала где-то?

(01.01.47)ОБ: Ну она уже с папой там вместе уже была в театре.

(01.01.53)ДМ: Работала в театре, да?

(01.01.55)ОБ: Ну да, вместе. Как уж она там встречалась, он ухаживал. Привел домой, доложил родителям, а родителям такая не нужна невестка. Комсомолка, приютская, сирота. Бабушка, как мама говорила, бабушка мечтала своему любимому сыночку Бореньке вот дочку эту невесту, у них дачи там вместе, они гуляли, этого самого фабриканта-то вышневолоцкого, как его? Рябушинский. В Москве у него...