В01 - МАЙ 2012 --- ВВ-03

В01 - МАЙ 2012 --- ВВ-03

Вышний Волочек. Видео 03, продолжение

(00:00:00) ДМ:  Т.е. получается, что дом, где аптека и оптика, это был дом ?

(00:00:05) Маша: дадада, маминого дедушки дом

(00:00:19) ДМ:  он его строил, этот дом?

(00:00:21) Маша: Вообще-то наверное, вот эти дома, это все купцы строили. Они сейчас это.. центр города-то. Все купцы делали. Вот, видимо так.

(00:00:29) ДМ:  И хозяйство, которое внутри дома, - это …

(00:00:32) Маша: Внутри там, да, там были всякие …(?) стояли, какие-то там амбары, еще..

 (00:00:38) ДМ: а чем он занимался?

(00:00:39) Маша: лен, лен, он скупал лен у крестьян и перепродавал за границу, что ль

(00:00:53) ДМ: т.е. и жили, и торговали в одном месте

(00:00:58) Маша: Вечером ложились спать, его еще не было, все делами..  деловой. А вот это, наверное, с пожарной, наверное,  каланчи сфотографировали (показывает фотографию – прим.) Вот этот собор сейчас стоит, взорвали у мамы на глазах. С Урицкой, 67 они смотрели как раз. Мама их водила на балкон, говорила: «вот смотрите, как…». Старые виды-то эти все страшные, обшарпанные. Ну эти-то первые виды…там что, там магазинчик есть. Ой, никак с градом (смотрит в окно, о погоде – прим.)

(00:01:36) ДМ: А как назывался второй собор, который взорвали

(00:01:41) Маша: летний собор …(?)

(00:01:48) ДМ: и в каком году взорвали?

(00:01:50) Маша: У меня где-то отдельные фотографии есть, старинный Волочек, вот собор там, подписаны, надо искать эти все фотографии, надо искать

(00:02:00) ДМ: Обязательно надо найти

(00:02:03) Маша: ну они у меня там где-то в комнате лежат, но где она положила-то… то ли на столе, то ли… в какую коробку она сложила, то ли в сундуке. Этот сундук… Ой, град никак, ох ты… Что взошло – все побьет. Ой, огородникам к несчастью. Какие градины, чуть ли не это самое.. с фасолины большие (про погоду – прим.)

(вышла, пауза до 00:03:15)

(00:03:18) ОБ: фотографии, это… я маленькую себя помню, Петра и Павла храм вообще не помню, он (?) вот прямо на больницу стоял, Петра и Павла храм. Но фотографии тут есть где-то Петра и Павла вышневолоцкие. Взорвали летний собор, а остался вот Богоявленский зимний. А летний собор.. Казанской, и монастырь Казанской Божией Матери. Вот, так вот какое чудо-то интересное, вот уже теперь. Вы были в храме сейчас? Не обратили внимание, на носилках Божия Матерь вся в серебряной ризе Казанская, и с камнями, украшение? Вам никто..

(00:04:11) ДМ: Нет, не показали

(00:04:12) ОБ: Вот, вот эта икона, она.. когда уже открыли… сейчас собор уже открыли, то иконостас привозили из Выдрупужска (?), вот. Моденька, между прочим, семинаристом будучи, он красил там… отец Федор его брал, красил внутреннюю сторону иконостаса, когда он там…. Я бывало иду с ночной смены в собор, сама сплю, стоя, качаюсь, засыпаю, а домой не иду. Папа, когда уже больной сюда приехал совсем, папа читает Апостола, Модест, а папа дьяконом. А я стою и думаю: а мне-то нигде места нет, я бы то на клиросе пела, а петь не умею, ничего не знаю, вот. А папа тут… отец Федор взял его дьяконом, ну вот, помогать, и вот он простудился в Казанскую летнюю… на кладбище жарко очень было в Казанскую.., а там окно наверху в алтарь открыто было, и он простудился, заболел, слег и больше он не встал, папа. Год болел, лежал.

Ну вот папа, он такой мягкий, он… надо бороться за жизнь, как тетя Валя сказал, «он не может так бороться». Заболел – значит, надо лечь, лежать, а тут больной… как Павел в армии был, температура 39, а этот вот офицер: «Вот, лопату бери, снег выгребай». Ну что ж… Не госпиталь .. (?), в армии …(?) где был Павел, мой сын средний, что сейчас священником. Так вот, говорит, лопатой накидал, перепотел… (?) так вот он там в тяжелых условиях находился …(?). Да, вот, так вот как говорит, в жизни всяко бывает, вот, но нам помогал вот батюшка, папин друг, вот, вот, отец Никон игумен

 (00:06:29) ДМ: Вот так покажите

(00:06:30) ОБ: А?

(00:06:30) ДМ: Вот так покажите (показывает книгу – прим.). Это друг отца?

(00:06:37) ОБ: Это был друг, так что … может, у меня даже тут и положено.. Я ищу тут это… я показывала Нину Васильевну, в соборе которая там свечки продает, они ко мне приходили, тут записывали 4 раза по утрам, с этой… журналисткой, тут такая есть… ну че-то они мне обещали, но что-то…

(00:07:09) ДМ: А как ее зовут, журналистку?

(00:07:11) ОБ: Светлана Николаевна, по-моему …

(00:07:17) ДМ: а фамилия?

(00:07:20) ОБ: не знаю, она это… ходит.. с собакой гуляет… (?) Интересная история. Батюшка купил дом тут это.. в Шепелево\Шепелевых (?), отец Виталий. Они все украинцы тут у нас… родня сплошная… Вот, а его перевели в это… куда… куда-то перевели… в Максатиху (?). Он хороший, отец Виталий, хороший. И сестры, две двойняшки, Таня и Оля, тоже Таня и Оля, двойняшки тоже. Вот, и дом купил тут, а потом вот он продал, теперь … (?) недалеко от нас за углом сюда... (показывает – прим.), а, нет, сюда, направо….

(00:08:16) ДМ: а ее телефон есть?

(00:08:18) ОБ: Нет, у меня нету телефона. Это … (?) Нина Васильевну если спросить..

(00:08:27) ДМ: Нина Васильевна?

(00:08:29) ОБ: свечи продает она, ну она не всегда работает…

(00:08:33) ДМ: В Богоявленском соборе, да?

(00:08:35) ОБ: Да. Так вот что, вот я хочу про Казанскую-то сказать. Я все перебрасываюсь с одного места на другое, сумбурный рассказ. Когда вот открывали собор этот уже теперь отец Федор Емельянов был прислан. Сначала он кладбище открыл, там на кладбище службы были, но там теснота страшная была.

Вот, Божья Матерь там Казанская была, деревянная икона, вот она сейчас направо тут… Это я не знаю, откуда она, но монашки шили красным бархатом, и украшения хорошие и камушками всякими, брошечками, крестиками украсили, цепочками, и тут она в соборе потом стояла. Но сейчас она снята, только так… (?) этот Киричук (?), что ль, снял все эти монашеские… которые монашки шили…

(00:09:36) Вот, монашки все умерли, вот. Еще тогда, когда открыл кладбище отец Федор, еще собор не открыт был, в общем, еще там был хор монашек, вот. Собрались сразу монашки. Еще Ольга Сергеевна Герасимова, она вот ее почитает очень могилку… матушки Олимпиады, монахини Олимпиады, она из Гатчинского монастыря, она не наша, не Вышневолоцкая, но она вот здесь вот у Паши Грибкиной, у воспитательницы Лидиной (?), она жила на вышке, с архимандритом Никоном Белокобыльским там, они даже вот у него (?) жили на квартире, вот.

Но мама как-то с папой с ними не общалась, а вот когда мы в войну с моей Марией Николаевной Изотовой стали жить, то она очень дружила с Ольгой Сергеевной Герасимовой, матушкой Олимпиадой, вот, а как-то она с нами… не была с моими родителями, не знаю. У нас тогда ходила из монастыря матушка София, в праздник приходила к нам, потом не знаю, чего-то вот дедушка написал, что «жалко матушку Софию», а что, она вот умерла когда-то…, но нам, детям, ничего не сказали... Я не знаю ничего, вопросов много осталось, потому что, ой, Господи, а еще приходила к нам по праздникам  калека такая, у нее такая губа… челюсть, как у жабы, матушка Дарья. Вот, тоже мама ее принимала всегда, покормит в праздник… тоже не знаю, когда она скончалась.

(00:11:23) Так вот, потом, когда открыли уже .. отец Федор же был же и открывал собор, вот, мы ходили иконочки по домам… Дал адрес мне, я  с какой-то женщиной пошла по этому адресу, в киоте икону какую-то несли, то ли трех святителей в ризе, то ли Воскресение Христово, не знаю, в киоте и этот тут виноград и все… в киоте, и все в серебряной ризе, она маленькая… сама большая. Салфетки несли с тетенькой я помню, несла, когда открывался собор вот этот Богоявленский, вот.

А иконостас Выдорпужска (?) поставили, и вот было от Царских врат, от главных, слева Божия Матерь в ризе. Я хорошо помню, Казанская Божия Матерь блестела в серебряной ризе, стояла. Ну а налево – тут Спаситель.  Вот, все правильно. А потом когда стали привозить вот уже при Киричуке, при отце Василии, сейчас который, откуда-то с наших это.. может быть, с Осечина, там же много… пять престолов было. Вот очень много сразу. Я приезжаю – Боже мой, все это старье он убрал куда-то, старое самодельное все это стоит, вот и крест этот у панихиды.. здесь у панихидного стола крест этот застекленный. И были крест и налево это… на солее, и на правом пределе… крест стоял. Куда-то он все эти кресты дел. И вот остались только вот этот крест этот…. с предстоящими .. сейчас которые вот.. хоругвеносицы (?) всегда в Великий пост… и вот панихидный крест.

Вот, так когда с ним (?) говорила, что это, наверное, с Осечены крест у панихидного стола, а он говорит: «ну, когда отремонтируют, может, возьмут», - вот так. А когда отремонтируют в Осечино? Там это… страхота, что большой храм итак ободранный... Прям вот.. свез меня Женя два года тому назад, были мы… это... Когда мы были-то? На Масленой неделе, да, ездили? На Прощеное воскресенье меня свез Женя в Куженкино, там я узнала, там решеточка на солею, загорожено, все прежнее. Вот что-то мне сразу врезалось… прежний рисунок. А здесь уже в Богоявленском соборе – это новые эти... сломано было… Так вот эта икона, потом, когда поставили вот сейчас… когда выходишь – Божья Матерь и Спаситель во весь рост, вот когда выходим из собора Богоявленского, тут висят они, поставлены, а они были в иконостасе. А Казанская исчезла вот в ризе исчезла. Поставили их во весь рост, а потом вот так поставили… Тут менялось… Царские врата…

(00:14:38) А потом, когда отец Стефан придумал отдавать Выдорпужску (?) иконостас, вот, мне три пророческих сна и было. Вот первое, когда Киричук там все переделывал, мне снится, что я прихожу в собор, ничего не нахожу, как в музее. Во-первых, он снял все эти крепдешины, балдахины, вот все… ризы старых монашек это все, вот да,… такое. А потом второй раз мне опять снится, что прихожу, ничего не нахожу в соборе, как пустой собор. Тогда обокрали собор. Тогда украли, вот. Они сигнализацию… подъехала милиция, они отогнули тут в решетке где-то что-то, смогли, вот. Там икона… она валялась потом… . И что? Они просто отключили сигнализацию… вроде не сработала, ничего не нашли, воры успели уехать, удрать с иконами с крадеными. Вот, это второй раз снилось. А в третий раз опять снится мне, прихожу – ничего в храме не нахожу, что-то не понять, что. Приезжаю – оказывается, весь иконостас разломывают, ломают, отдают в Выдорпужск (?). Как Вера (?) сказала, там одни дощечки отдали (?), вот, не знаю. В общем, он придумал иконостас отдавать, а новый делать. И вот что сейчас который – это все новый иконостас. А тот был вот в приделах, он до конца был, а теперь вот они низкие, правый-левый придел.

(00:16:12) Маша: настоятель … (?)

(00:16:13) ОБ: И тот умер, отец Стефан, который начал это делать. И потом вот, когда я приехала, отец Василий очень волновался. Главный иконостас был недоделан, верх все вот так дырочки-дырочки, ничего нет долго. Оказывается, этот художник в Москве, который иконостас должен рисовать, я ж вот не в курсе, меня ведь не посвящали, не касалось… Думаю – что такое? А он пропал, этот художник, он вообще исчез, не знаю, нашли его потом, каким живым или неживым, не знаю, в общем, когда потом доделывали другие иконостас. И потом один раз отец Василий говорит: «Вот, в алтаре обнаружили образ Казанской Божией Матери», - вот, он кратко говорит, отец Василий, после службы. Я стою и думаю: «Как это – в алтаре обнаружили?» Вот, нашелся образ Казанской Божией Матери, который… риза… сняли ризу серебряную чистить икону эту, и там с левой стороны на ризе написано, что эта сооружена риза с пожертвований жителей Вышнего Волочка в Казанский собор, в летний, вот. Так вот кто-то спас. Собор взорвали, кто-то спас эту икону Казанскую с ризой. Но вот он только говорит: «Вот камушкев нету, вот будем собирать пожертвования .. жертвуйте на камушки». «Вот мы, - говорит, вычистили». И вот носилки они соорудили, и теперь крестный ход всегда на носилках носят этот образ Казанский и на камушки насобирали деньги там, кто-то вставил эти. Но я уже слепая, я камушков, к сожалению, не вижу. И теперь три лампады так стоят, а образ Казанской Божией Матери, вот этот, который там навешаны эти пожертвования, побрекульки, цепочки, - это .. этот образ… этот с  Казанского монастыря, вот этот

(00:18:30) Маша: Он справа здесь, напротив Серафима Саровского, справа? Налево?

(00:18:36) ОБ: Ну они два и стоят: один на носилках образ, вот с казанского Летнего собора теперь вот, в серебряной ризе, а этот – Марьи Николаевна с Таллина (?) тогда привезла эти… парчу

(00:18:50) Маша: Справа стоит, в правом приделе?

(00:18:52) ОБ: Да слева, ну где в правом? Ну на носилках стоит божия Матерь-то тут

(00:18:59) ДМ: Ну сегодня посмотрим, где она стоит. Скажите пожалуйста, а вот такой документ есть…

(00:19:04) ОБ: Ну вот берут носилки и носят крестный ход …(?), и все на ножичек смотрел, там ножичек лежал, что кто-то там… какой-то безбожный элемент давно еще…

(00:19:17) Маша: ткнул..

(00:19:18) ОБ: Ткнул, да… У нее там запеченная щечка-то. И украли, вот мне снилось, украли, в том числе ее, и не найдена, подлинник. А Андрониковская  - это с монастыря, и икона Казанская с монастыря, ну вот. Но отец Федор выхлопотал из музея, ему отдали, но уже без ризы эту Казанскую, вот она на левой стоит. А на носилках – это была в иконостасе спасенная из Летнего Казанского собора, оказывается. Вот когда они вздумали снять ризу и чистить, и обнаружили, вот он в проповеди говорил. Это не так давно.. сколько-то лет носилки эти, лет 5-7, не больше… Вот я как раз в тот воскресный день была в храме и слышала его объяснения, очень интересно, чудеса. Он стал говорить, вот, собирать на камушки. На камушки насобирали, потом он тоже говорит, вот, не хватало чего-то, и какой-то инкогнито пришел человек и сказал: «Вот вам не хватает средств, вы сказали, на реставрацию этого образа, через меня просят принять». Ну как бы он не признал, что это его, ну его-не его, в общем, кто-то же.. «Вот», - говорит…Вы теперь все… кончили камушки эти все, и оплатили, и за работу.. Вот она, камушков-то я не вижу.

Но вот это с Летнего, значит, Казанского собора Божия Матерь спасенная. А с монастыря – вот эта рядом стоит, вот она уже … прикладываемся… на носилках вот эта. А Андрониковская Божия Матерь так и пропала, и кусочек от колокола… А где они – не знаю, или Модест взял, или потерялись при переезде, я не знаю, к сожалению.

(00:21:18) ДМ: Папа хранил кусочек чего… кирпичика?

(00:21:19) ОБ: от летнего собора, взорвали летний собор, разбирали когда Казанский, вот… и кусочек кирпича небольшой хранил, вот. И кусочек, осколок от колокола..

(00:21:37) ДМ: Это папа хранил?

(00:21:38) ОБ: папа, мой папа, Борис Алексеевич Малышев

(00:21:42) ДМ: А куда они делись?

(00:21:44) ОБ: Не знаю, если Валя не найдет, где у Модеста, там у папы у своего там, разбирается сейчас (?) вот, кирпичик… кусочек, металлический осколочек такой. И кусочек кирпича… В письменном столе было… письменный стол продали,  все, ой…

(00:22:08) ДМ: Скажите, пожалуйста, а вот Мария Николаевна Изотова – она была тайной монахиней Мариной?

(00:22:13) ОБ: вот Марина, она вот эта… так вот я хочу сказать про Марью Николаевну Изотову, она овдовела. Вот как она приняла монашество? Они там шесть вдовушек, шесть вдовушек приняли мон…

(00:22:26) ДМ: В Питере?

 (00:22:27) ОБ: приняли монашество в Вырице, но не от схимонаха Серафима этого, а был архимандрит Серафим. И когда вот мы ездили уже с папой, он не принимал, схимонах Серафим этот… Вырицкий, как же его фамилия-то, Господи…

(00:22:47) ДМ: Муравьев?

(00:22:48) ОБ: А?

(00:22:50) ДМ: Муравьев?

(00:22:50) ОБ: Муравьев, ага, Муравьев.. Воробьев – это вот, мой батюшка, Воробьев.. игумен Никон, вот, а он Муравьев. Он уже не принимал, но при нем принимал у нас папу, Модеста, меня и Надю, подружку… мы тогда были, ну это я не помню, может быть, не в 46-ом в этом, а в этом… в 47-ом году, потому что Модест был.. не знаю. Ну вот как он поступал в семинарию, тогда, Модест, вот… и папа был. Или в 46-ом осенью…Он когда вот скончался, Муравьев?

(00:23:29) ДМ: В 49-ом

(00:23:30) ОБ: А?

(00:23:31) ДМ: В 49-ом. 3-го апреля 49-го года

(00:23:37) ОБ: Да, 3-го апреля, 49-го. Но я была в 46-ом, когда отсидела в такой жаркий день. Много народу. И моя очередь дошла, сначала.. я с тетей была, с папиной двоюродной сестрой, тетей Клавдией, она говорит: «Нет, по отдельности пойдем». Она туда пошла, там побыла, вышла вся какая-то взволнованная, покрасневшая вся вышла, ну вот. Я вошла, а он меня очень хорошо принял. Он лежал, батюшка Серафим, он лежал головой на левом боку лежал, на кроватке, и во весь рост Серафим Саровский… у него была над кроватью, видно, на холсте, что ли, масляными красками, что ли… Серафим Саровский во весь рост, большая-большая вот так, в длину иконочка, образ Серафима Саровского. И он так со мной хорошо беседовал,  вот я говорю, что

(00:24:48) Маша: про летний… про летний собор написано (дает газетную вырезку? – прим.)

(00:24:50) ДМ: А

(00:24:53) Маша: … написано

(00:24:53) ДМ: Ага, хорошо

(00:24:55) ОБ: Ну вот тут это надо биографию… вот. И батюшка Серафим…это… Муравьев…

(00:25:03) ДМ: А о чем  беседовали?

(00:25:07) ОБ: Я рассказывала про себя, видимо, что моих родителей арестовали, вот папа вернулся, мама погибла там, еще может, рассказывала, что нас воспитывает опекунша вот такая с Питера. Вот я не помню, в 46-ом году

(00:25:27) ДМ: А вы знали, что она монахиня?

 (00:25:29) ОБ: Она скрывала от всех, дети не знали. Она первой мне сказала. Она собирается в баню идти, и вот там что-то все копошится, копошится… Она снимала параман монашеский.. Тут крест, а там сзади этот квадратик вышитый. Вот она это все прятала. Ну вот. А потом как-то она мне призналась, вот, и она тогда стала уже… она в церкви уже… стала причащаться как монахиня, Марина. Вот уже Киричук уже приехал молодой.. он тут давно у нас… дочки причащали (?)... Она слепая 7 лет была уже, приходила … (?) монахиню Марину и отпевали как монахиню Марину, а так она скрывала.

И вот постригли их 6 вдовушек, там был архимандрит, тоже Серафим, но архимандрит был. Тоже в Вырице. Вот у них было, как тайный монастырёк, вот. И главное – была очень верующая ее мужа сестра двоюродная, вот Марьи Николаевны Изотовой мужа, Павла Александровича, двоюродная сестра, Вера Владимировна Коржагина. Она была, значит, в молодости, в революции, педагог, все, безбожие  в школах, ушли из школы, пошли в монастыри – монастыри закрывают. Куда? И они спрятались в Вырице и паспорта не получали, вот, это Коржагина. И там их несколько человек, и вот этот архимандрит Серафим, какой-то, я не знаю, откуда он. Вот он их это… еще вдовушек постриг, ну, она как это… овдовела, Изотова-то

(00:27:30) ДМ: До войны?

(00:27:32) ОБ: Да, до войны, конечно, до войны. Дети-то остались, а муж не вернулся с выселки (?). Он смог бы вернуться, но там замерзла река, а он прожил зиму уже свободным. Но где он был-то… в Котлосе (?) На два года, его засудили, на выселку «за неправильную линию воспитания детей», Павла Александровича Изотова. Ну, проболтался младший.. вот там что-то такое… «надо взорвать…» там эту… как его… Смольный, кто там.. большевики поселились в Смольном. Как-то вот их надо подорвать чего-то там. Донесли на него, их тогда, она говорила, всех арестовали сразу, мужа и всех мальчиков. А старший: «А! а старший Серафим! А, так он в Соловках сидит! Значит, у вас вся семейка такая». За что, чего, что? А он в Соловки за контрабанду, тогда очень это было… это.. патефон на иголке не купить. А он научился в Petrischule, старший Симочка, у них.. у нее это… они полунемец, этот  Павел Александрович.. у него мама немка была, Коржагина, вот и это, значит, они в Petrischule учились, и старшая дочка, тетя Маруся, вот, Мария Павловна, да. А там товарищ немчик, приезжала тетка, привозила контрабандой эти иголки для патефона, они между собой распространяли, мальчики. Попались, контрабанда. И вот их в Соловки на 4 года посадили.

(00:29:37) ДМ: В каком году?

(00:29:38) ОБ: А вот я не знаю, он потом…

(00:29:40) ДМ: В 20-е годы?

(00:29:42) ОБ: Да, потому что она уже овдовела, в 30-ом году вот в Пасху она приехала сюда со своими остальными сыновьями: двойняшки Борис и Глеб были, Сережа был, тетя Ксения – вот сколько. У нее 7 детей было.

(00:30:00) ДМ: А когда это случилось, когда вы первый раз узнали, что она монахиня, какой это был год?

(00:30:03) ОБ: Я не помню, ну вот одевалась в бане, снимала… потом вот: «Ну долго вы там копаться в бане?», она в баню все утром… вот попьем чайку и идем в холодную баню. Мама все вечером в горячую баню водила, я простуживалась ангиной

(00:30:18) ДМ: Это в войну было?

(00:30:19) ОБ: В войну, в войну, да. Она уже с нами жила

(00:30:22) ДМ: Т.е. отец еще не вернулся с отсидки?

(00:30:27) ОБ: Папа.. папа вернулся.. он же как, папа… Папу спасла тоже еще тетя Валя. Папа-то кто тете Вале был? Муж сестры, сестра умерла. Она два раза ездила.. посылки-то не принимали.. она туда в Кировскую область, ?-ский район почтовое отделение Волосница (?)… И она ездила с передачами, тетя Валя, коммунистка эта самоотверженная с Ярославля. А дядя Володя был кандидатом в партию. А когда его выгнали с кандидатов в войну… кандидат в партию… Она.. «мордва, мордва». Они православные, мордва, но..  ну уж они там… хороший дядечка

(00:31:17) ДМ: Дядя Володя – это муж кого?

(00:31:18) Маша: Муж сестры и ее жены… его жены… его жены сестра, а это муж сестры.

(00:31:26) ОБ: Чего ты?

(00:31:26) Маша:  у дяди Володи  - тетя Валя жена, а ее сестра – твоя мама

(00:31:33) ОБ: Да.

(00:31:34) Маша:  у твоей мамы муж – твой отец

(00:31:34) ОБ: Папа. И тетя Валя к папе ездила моему, Борису Алексеичу Малышеву. Два раза передачи возила. Первая передача, он говорит, спасла его от цинги.  У него ж там в заключении сделалась на правой.. на левой, наверное, ноге… У него была большая вот такого размера (показывает – прим.) черная зажита (?) ну… трофическая язва, вот, цинготная вот тут, вот цинготная, вот в этом месте,  голеностопная.

(00:32:11) Маша: Вот они, газету нашла… Вот, Тверские (?) мученики

(00:32:13) ОБ: нашла? Ну вот у меня пачка-то составлена, там все. Там в каждой газете одного биография, житие, в каждой газете, газеты шли, биографии шли, я читала. Ну а это можно (?)… составлено было..

(00:32:34) ДМ: Т.е. то, что она тайная монахиня, вы узнали в войну?

(00:32:37) ОБ: Дадада, потому что дети не знали даже

(00:32:42) ДМ: Ясно

(00:32:42) ОБ: И этот вот Серафим, архимандрит Серафим, потом вот эта тетя Верочка Коржавина, она же матушка Таисия, монахиня, вот, она это… двоюродная сестра ее мужа, Марьи Николавны, Павла Александровича Изотова.. она двоюродная сестра. Вера Владимировна Коржавина, она же матушка Таисия, монахиня Таисия. И вот когда мы приезжали уже с папой и с Модестом к батюшке вот… схимонаху Серафиму, то он уже не принимал, но была при нем вот именно Коржавина, при нем, и она нас принимала, около него была, вот. А кто как его хоронил уже, я не знаю.

(00:33:33) ДМ: Значит, вас было сколько?

(00:33:34) ОБ: А?

(00:33:34) ДМ: Сколько вас было у Серафима Вырицкого?

(00:33:37) ОБ: Вот я тогда долго была одна после тети Клавдии. Вот тетя Клавдия вышла какая-то возмущенная, такая вся, ну он ей видно предсказал ее… ихние семейные дела видно он сказал

(00:33:51) ДМ: Так а вы о чем говорили?

(00:33:52) ОБ: А я рассказывала, вот, а он говорил: «Ну вот и хорошо, будете…вот… Вроде бы я уже знала… В 46-ом году-то я была…Может, я уже знала, что она монашка (?)… Потому что он говорит: «Вот и хорошо… будь послушница», да, он и говорит «будь послушница, воспитанница будь». И вот и все, да. Хорошо мне.. и он стал про себя рассказывать. Он мне всю свою биографию рассказывал. Вот, я долго у него. Вот я не помню, как уж я благословение брала, как он меня благословлял, не помню. Я знала его, что он был этот…

(00:34:40) ДМ: Купец

(00:34:41) ОБ: Купец, по Сибири ездил, меха скупал, и все вот. А потом, значит, он принял мона… женатый был.. подсказывал мне … А потом я вот уже книжечки его… когда он канонизирован… вот…, я даже  в Лисьем Носу купила эти книжечки.

(00:35:02) ДМ: Вы о чем-то просили отца Серафима?

(00:35:07) ОБ: Благословил меня, ни о чем.. вот он и говорил: «будь послушницей», а я уважала Марью Николаевну, она была такая, своеобразная

(00:35:15) ДМ: Ну он говорил вам о том, что вы будете женой священника, матушкой?

(00:35:18) ОБ: Ну вот он как-то говорил «матушка», да

(00:35:21) ДМ: Что вы будете женой батюшки?

(00:35:22) ОБ: ну вот он не говорил «женой батюшки». Я все просилась в монастырь

(00:35:27) ДМ: В монастырь хотели?

(00:35:28) ОБ: Да

(00:35:30) ДМ: А это желание

(00:35:30) ОБ: воспитывать (?)

(00:35:32) ДМ: А это желание в монастырь - оно было у вас с детства или после контактов…

(00:35:37) ОБ: Нет, ну просто… ну где молиться-то, где молиться, кругом безбожие. Вот у меня подружка эта хотела в монастырь, тоже вот. Когда мы приехали уже к нему… когда тетя Вера там была, никого уже не принимал, вот… вот я не помню.. то ли в 46-ом осенью мы были все вчетвером: папа, Модест, я и моя подружка была… то ли в 47-ом. Но я помню…

(00:36:10) ДМ: Значит, там были папа и отец Модест вместе с вами

(00:36:13) ОБ: дада, вместе, но тогда уже он никто… никого не было, никакой очереди, тетя Вера там Коржанина

(00:36:20) ДМ: Т.е. второй раз вы были у отца?

(00:36:21) ОБ: Второй раз, да. Но он папе, он папе сказал… Может быть, даже в 46-ом году осенью. Он папе говорил, одна там женщина, которая на квартире... Вот все тетя Клавдия, которая двоюродная сестра папина, она все: «Борис, женись, Борис, женись». Папе, «Борис, женись». Папа уже больной, измученный, ну вот. И вот он папе говорил, что вот пришла, была сейчас женщина, она плакала: «Мужья у меня не живут, я пятый раз хочу замуж выходить, а мужья у меня не живут». Он так сказал, (?) папа ушел от нее в семинарию. Она хотела, что папа тут с ней жить… уже она планы строила этот дом в Волочке продать на 67, Урицкой, что папа такой бедный. Папа не говорил ничего, что в заключении и все…

Папа сюда боялся после заключения-то сюда ехать, и не было средств кормить папу. Она же, моя опекунша, выхлопотала… тетя Валя приняла туда в Ярославль из тюрьмы-то, вот их там и ругали, это, власти-то. Ну как же? Он под номером был, резиновый завод, резиновой промышленности под Ярославлем. А тут вдруг с тюрьмы приехал.

(00:37:47) Ну тогда, знаете, стали отпускать, церкви стал Сталин открывать. Папа говорит, смеялись охранники-то: «Что, дед?» Уже они тощие, страшные. 40 лет человеку, он в старика превращен там за каких-то полгода,  маму похоронил и сам уже – трофическая язва, ноги опухают, цинга. Если бы не тети Валина передача, что она туда свезла, он бы и там тоже бы скочурился. Там прям все умирали, вот,  в этой Кировской области ?-ский район, почтовое отделение Волосница. Ну вот, и это, значит… Они там, охрана, говорят: «Что, дед, кого-то на дому покрестил ребенка? Церкви закрыты, наверное, покрестил какого-нибудь ребенка тайно?» Но дед-то, а он верующий, какой он… не духовного же звания, а вот так охрана, что они, видимо, знали, что это по религиозной статье сидят, за… на дому молиться – статья-то была, что... «Запрещено сборище молитвенное на дому», вот, а Платонов собирался. Закрывали собор, а он молился. Вот к нам приходил, и Платонова Александра Федоровна, матушка Анастасия, (?) сестра, тетя Аня Ус – они тут остались жить, а то приходили они до войны-то, приезжали сюда, закрывали-то собор до войны еще.

(00:39:28) А тогда Платонов организовал письмо к Сталину, мама в 20-ку вступила письмо к Сталину везти, чтоб собор не закрывали Богоявленский последний. И староста, Михал Романыч Данилов, староста церковный был в то время, и он ездил с мамой вдвоем, ездили с письмом, а письмо составлял Сталину Платонов Семен Федорович, вот. Но они когда арестовали, они это не предъявляли ни маме, ни Платонову, никому, ни старосте, что с письмом ездили. Это.. а что, им неизвестно было? Известно, наверное, вот. Они поехали, их даже в Кремль, они… тогда в Кремль не пускали, они добились, их пустили в Кремль. Мама приехала такая: «Ой, по Кремлю, видела Царь-колокол, видела Царь-пушку, кланялась и пушке, и колоколу». Мама кланялась, она такая вот, мама очень это вот, да, вот. Пообещали разобраться, отпустили с миром, они приехали домой. А тут все равно собор стали закрывать, и вот как родители говорили, что… Там собор был набит… Другие церкви-то закрывали, все в собор, в собор, в собор. Монастырь закрыли, все это в соборе-то… висела эта монастырская Казанская Божия Матерь вся в золотой ризе. И тут еще я помню во весь рост это… Воскресение Господне вот на этой левой колонне было. Тоже все блестела риза. Вот это уже все…

(00:41:25) ДМ: Платонов Семен Федорович – это кто такой?

(00:41:30) ОБ: сын Платонова, который художник, расписывал монастырь батюшки Иоанна Кронштадтского на Карповке

(00:41:41) ДМ: Понял, художник, расписывавший монастырь на Карповке. А Платонова Александра Федоровна?

(00:41:48) ОБ: Это дочь, тоже, сестра Семена Федоровича. И Николай был еще, старший брат, но этот вот вроде, он в обновленцы пошел, там потом блокаду был, потом, говорят, покаялся он…

(00:42:04) ДМ: Платонов Семен Федорович – он погиб?

(00:42:06) ОБ:  Нет, вот он… он был.. не с папой в заключении. Он был лучше, ближе. Папу с мамой дальше всех загнали, вот, а все равно тут умерли. Троицкая.. эта.. как е езвали, я даже не помню, Валентина Николаевна… вот она третьей-то попала, как… доказали, что она молилась вместе. А кто она? В двадцатке тоже была? Даже я не знаю. Она там на суде сказала: «Делайте со мной что хотите, я ни о ком ничего говорить не буду», Троицкая, а там у нее брать нечего, взяли пуховую подушку описали, а пуховая подушка была как раз экономская у брата (?)

(00:42:56) ДМ: а Платонова Александра Федоровна – монахиня Анастасия?

(00:42:59) ОБ: Да, монахиня Анастасия, вот книжечка у меня куплена это… про нее

(00:43:05) ДМ: Тайная монахиня Анастасия, да?

(00:43:07) ОБ: Нет, она не тайная. Где она…

(00:43:12) ДМ: Она Казанского монастыря?

(00:43:14) ОБ: она Платонова, питерская

(00:43:18) ДМ: Питерская.

(00:43:18) ОБ: Питерская, это не нашего монастыря. Вот я знакома была с детства еще при родителях с ней, вот она не наша. А матушка София – это нашего монастыря. А Ольгу Сергеевну как-то при родителях мы не знали, матушку Олимпиаду Герасимову. Это с этого… говорит.. я даже… вроде она с женского монастыря… Вот какой это монастырь женский.. о Господи, откуда же… я забыла, под Ленинградом-то. Маш? Я же уже сегодня говорила

(00:43:54) ДМ: Оятский? Введено-Оятский

(00:43:57) ОБ: нет, нет. В Гатчине где-то монастырь женский, а?

(00:44:03) ДМ: Петергофский?

(00:44:04) ОБ: Я не знаю, в Гатчине, вот слово Гатчина. Какой там, узнать бы. Мне даже интересно, какой это монастырь там женский должен быть. Это мне Сима сказала, она там больше даже жила с Ольгой Сергеевной, чем я

(00:44:20) ДМ: Так, а Ольга Сергеевна, а фамилия как?

(00:44:22) ОБ: Герасимова, ее почитают, матушка Олимпиада, монахиня Олимпиада, но она осталась в Волочке и жила вот тут, у Параскевы Яковлевны, вот, Модестиной как бы тещи

(00:44:38) ДМ: Параскева Яковлевна

(00:44:39) ОБ: у Гривкина она жила на квартире, она тут много у кого жила, она потом ее .. Она карелка была, Гривкина

(00:44:49) ДМ: а где могила матушки Олимпиады?

(00:44:51) ОБ: на старом кладбище могила матушки Олимпиады, и отца Федора там могила, и отца Леонида могила, Орнадского, который посылал моего отца Бориса в семинарию, попали с Модестом вместе в один курс, вот, с Видово (?). Он служил, 10 лет в заключении пробыл, а матушка отреклась от него, двое\трое (?) детей. 57-ой (?). Говорили, что отречешься от заключенного, тогда детям учеба будет дана, а не отречешься, вон – 58-ая статья, тогда дети.. как они назывались.. пораженцы, лишенцы, что ли… Детям не давали учиться, вот что

(00:45:37) ДМ: Хорошо, сейчас. А отец Модест – он тоже там был с вами вместе у Серафима Вырицкого?

(00:45:43) ОБ: Вот вчетвером мы были

(00:45:45) ДМ: и что он говорил, о чем?

(00:45:47) ОБ: Я не знаю, он просто благословил

(00:45:50) ДМ: Вместе со всеми или по отдельности?

(00:45:52) ОБ: По отдельности, вот он папе наговорил, что «вот пришла сейчас, была у меня женщина, плачет, никак мужья у нее не живут, пятый муж от нее уходит».- А ей надо муж. Ну вот это прямо он  как на папу, намек, что папа ушел в семинарию. А эта женщина хотела его женить. Ну он больной, папа был какой-то, он больной, она за ним ухаживала, в больницу ходила, передачи давала хорошие, мы-то…

(00:46:24) ДМ: Т.е. после смерти мамы была женщина, которая хотела выйти замуж за отца за вашего

(00:46:29) ОБ: ну тети Клавдии в Питере

(00:46:33) ДМ: и отец Серафим отклонил это решение

(00:46:36) ОБ: Ну понятно, по словам, да, пророчески. А мы с Надей все просились в монастырь, а она говорит: «В Саров, в Саров, в Саров». Саров был не открыт. В Саров. Надя просилась в монашки, но она что-то умом рехнулась чего-то, не знаю

(00:46:58) ДМ: А вы не пошли почему?

(00:47:00) ОБ: Она против была, моя подружка, что я замуж иду, вот. А она там монашилась, монашилась, не знаю. У нее ну кавалер был перед войной, барышни, ну война началась, погибли все кавалеры, которые постарше меня барышни-то были, уже влюблены, я-то была… война началась в 13, а тем по 16 лет. У всех кавалеры были, все погибли, у соседки у моей, вот так. И она говорила мне, у нее какой-то был кавалер… (?). И она раньше меня фельдшерскую кончила и на фронт была отправлена, но она заболела плевритом и вернулась, но она такая поэтесса была, прям я не знаю, она… вот я жалею, у нее столько было стихов, стихотворений, мне кажется, это она… написала это… как ее.. . «Гефсиманский сад» - мне кажется, это ее.. Она сказала, Пушкин, но это не должно быть Пушкина, я так это поверила. Она это, на своем приехала домой, больная, в тубдиспансере на учете была после плеврита, воспаления легких. А?

(00:48:17) ДМ: Ваш отец собирался в семинарию поступать?

(00:48:23) ОБ: Папа два… пишет: «Не пишите, меня сактируют, я скоро приеду». Потом пишет: «Опять меня не сактировали, оставили еще на полгода». И потом пишет, что «если вы меня не выхлопочите со своей стороны, то вряд ли мы увидимся на этом свете живыми». Вот, в заключении. Они, видимо, прикарманивали эти деньги, чуть живой человек, прикарманят, сактировали. А сам он еще живой. Они думают, умрет и на дорогу-то дают сактировали – это вот они, значит, отпускают домой, какую-то… на дорогу деньги дают. Я так понимаю. Ну ждем-ждем, опять полгода «сактируют, не пишите». Ну вот а когда уже написал, что «хлопочите», вот мы тут молились, Моденька и я, моя опекунша Марья Николавна Изотова, мы молились  святителю Николаю, вот, акафисты читали, вот все, я уже не помню, она…. Ну она инициатор-то, всему она, вот она нами так и руководила, вот. Но мы-то были дети послушные такие, и она придет такая гордая другой раз из церкви, что «Вот, - говорят, - Как это вы с чужими детьми живете, они вас слушаются?»,- она говорит: «Слушаются, слушаются» - «Как, мы со своими не знаем, что сделать, а вы с чужими, вот». Она такая там. Но мы-то были послушные, с родителями-то такие. Нас родители…

(00:50:06) ДМ: Так стали молиться о том, чтобы отца обратно вернули?

(00:50:09) ОБ: Дада, вот. Молиться стали 2 недели, потом молебен пошли в церковь уже, церковь-то открыта была, а там у нас сторож, между прочим, из мальчиков, церковный сторож был, вот, как же его звали... Папа стоит – перед папой Моденька стоит маленький, мама стоит – перед мамой я, а у меня очень коленки болели. Всенощная идет, я: «Мамочка, у меня ножки болят, можно сесть?» - «Нет, стой» - «Мамочка, у меня коленки болят, я хочу  сесть», «Сейчас… скоро служба-то кончится всенощная?», а мама это: «Скоро-скоро, подожди, скоро-скоро». А я опять вот… Стояли мы всегда вот где сейчас воду освещают, целителя Пантелеймона в соборе вот сейчас икона, между последней колонной и средней, вот. А раньше тут было когда до закрытия собора … раньше тут икон мало было, тут кругом колонны были огорожены такими красивыми оградками, где вешали сумочки, тросточки, зонтики старички. И  вот молебен служили. А там Павел Иванович пришел, сторож (?), и говорит: «Марья Николавна, чего это вы тут молитесь?» - «Так вот, надо же». А говорит, выходили, между прочим, тут все с папой которые учились в Волочке, они тут же адвокат был, как же его фамилия, адвоката… А я Марье Николаевне говорила: «Пойдемте адвоката поищем». Я знала, где он жил, на проспекте Советов (?), сейчас вот он Екатерининская улица старое название дали. Это Казанский проспект… старое название… Екатерин.. (?) не живет. В общем, а я знала, что он тут жил. Это все с папой учились, это папины товарищи по .. не гимназии, а как этому… реальное училище, реальное училище - она сейчас вторая школа, вторая школа, вторая школа все время, и я училась уже в этом… папа туда водил, вот. А мама училась в гимназии, когда мама это.. женская гимназия – а это реальное училище мужское было, а женская гимназия – это сейчас пятая школа, пятая школа, пятая школа. Ну вот, и я училась и там, и там. . Так вот не нашли мы этого … ой Господи

(00:52:51) ДМ: адвоката

(00:52:52) ОБ: да, адвоката. Как же его фамилия-то

(00:52:55) ДМ: Ну это не важно, адвоката не нашли, так а дальше что?

(00:53:00) ОБ: Вместе они с папой учились. Еще был, с папой учился .. тут вышневолоцкий.. я ходила ведь… это надо же дрова выписывать в Гортопе, вот он директор Гортопа был. Всему городу дрова выписывал, Николай Николаевич Панкратов. Пономарев, то есть… Он это… похоронен как раз за папиной могилой, вот он похоронен со звездой…

(00:53:26) ДМ: И там же учился будущий игумен Никон Воробьев, да?

(00:53:28) ОБ: Может быть, учился он.. старше был папы, вот я знаю, года на два, может, на три старше. Он папу подготавливал в это… институт, по математике готовил, Воробьев

(00:53:42) ДМ: Они дружили с ним давно?

(00:53:45) ОБ: Дружили, да, с молодых лет

(00:53:49) ДМ: Вместе учились?

(00:53:50) ОБ: Вот, видимо учились вместе, я даже не знаю

(00:53:54) ДМ: Хорошо, и вот вы стали хлопотать, молиться

(00:53:56) ОБ: Вот да, и этот сторож и говорит: «Идите к этому, адвокату-то», а мы говорим: «Мы ходили, он там не живет. Не знаю.. Вот говорят, он женился, он пожилой женился». А он нам дал адрес, в Солдатской, говорит, адрес. И вот я это вечером.. ой, как меня продуло тогда, мороз. И я пошла, нашла этот адрес, он меня принял, он может быть, знал, как я сказала, вот, папа… кто… он же с папой учился вместе. Выслушал меня внимательно. Докучаев, вот, адвокат Докучаев, Докучаев. Ну вот выслушал меня внимательно, все записывал, написал, и говорит: «Перепиши своей рукой и отправляйте на прокурора области». Он же в Кировской области в заключении был, на прокурора области, это вот. Вот я переписала и отправила на прокурора области. И пришел от прокурора области ответ, что «Ваше заявление принято», и вроде что-то меры приняты, вот потеряла эту бумажку.. Конвертик есть зелененький, зелененький, цвет надежды, жизни, да, конвертик такой шуршащий, крепкий, зелененький, у меня даже где-то он в документах, в нем документы… вот, так это… И папа, значит, отпускают папу. Это как раз ровно два года он там просуществовал в заключении

(00:55:50) ДМ: Это какой год будет?

(00:55:50) ОБ: А?

(00:55:51) ДМ: Какой это год будет?

(00:55:52) ОБ: Ну вот 41-ый, значит, 43-ий, два года, если осенью арестовали, значит..  ну вот. И он пишет, что «я выезжаю». А упросили, вот, опять-таки это монахиня моя, Марья Николавна, которая с нами жила, она говорит: «Чем мы его будем кормить? Вы сами голодные», опять тетя Валя возила ему передачи, что «примите его к себе», а она согласилась. И он дал адрес-то тети Валин, до Ярославля доехать. И вот он писал потом письмо нам от тети Вали уже... писать-то он мог, почерк у него сохранился, хороший.. вот у меня на нервной почве.. и у меня теперь какой-то почерк ненормальный, у меня хороший был у девочки выработан почерк, и все, и работала я, и расписывалась....

(00:56:48) ДМ: и сколько он пробыл у тети Вали в Ярославле?

(00:56:50) ОБ: У тети Вали он пробыл 4 месяца, вот, и значит он когда приехал туда, он сидеть не мог без подушечки,  у него скелет был. И он сфотографирован, ну это как  Освенцим. Вот папа тощий такой, страшный, 40.. сколько ему там было… 44 года, что ли… даже не знаю. В 43-ем году, в 43-ем, в 43-ем году тогда тетя Валя ехала. «Я не мог забраться.. сил не было в вагон, меня толкали сзади и говорят: «Старик, что ты не можешь в вагон по ступенькам», а у меня нога отнималась уже, вот. Как он доехал в дороге, вот этот староста церковный, Михал Романыч Данилов, он был тоже освобожден, дети…  не знаю, хлопотали или нет, не знаю, и он писал, и он по дороге где-то писал, что «я еду домой», где-то вот с поезда его в больницу сняли и он умер, так он пропал, староста церковный, Михал Романыч Данилов, вот

(00:58:00) ДМ: Хорошо

(00:58:00) ОБ: А папа каким-то чудом все-таки добрался до тети Вали, и вот там у него и расстройство кишечника сразу получилось, и пищу… он прям очистки эти картофельные есть хотел, ну все в общем ужас, Освенцим, вот. И значит это

(00:58:19) ДМ: 4 месяца он пробыл у тети Вали

(00:58:21) ОБ: Она его там откармливала, так как. Тут же пришли сразу: кого приняли? Тюремщика. Этот… Завод-то резиновый – он под номером, на войну работает, а они какого, политического? Какого? Что там? По 58-ой статье осужден- то был, мало ли что церкви стал Сталин открывать, их стали освобождать, которые живые церковники.. стали освобождать. Так они умерли, вот этот Михал Романыч не доехал до дома, староста церковный… (?), коммунистка, там у них какой-то парторганизации еврей… она… (?) «Я пошла напрямую туда». Так это, такие дела, что делать. И он говорит: «Ну иди прописывай». В Ярославле надо прописывать, а там 4… не знаю, каких.. каких-то 4 начальника паспортного стола, разные там районы, … такой-то, такой-то…. И вот такой-то, фамилия, идите к нему, он может быть пропишет. Вот они пришли: «Идите-ка»… а они где-то там назначены, они соврали, назначены… Не знаю, как фамилия, к сожалению, … (?) ну вот, потом, значит, папа слабый, все равно больной, опять идет к нему. Опять он ругает, что такое, что… (?). И так вот он потом на третий месяц слабый, слабый, не могу, слабый, вот, и потом он на 4-ом месяце разрешение дал «Больше не приходить». Вот он все-таки вошел в силу, налился (?), тетя Валя откормила, вот. Тогда что делать? Ехать в Волочек он боится, потому что были случаи, что приезжаешь домой – опять арестовывают, вот и теперь особенно, недавно даже опять слышала, про кого-то говорили так по телевизору, что это… приезжали и опять арестовывали по два, по три раза, ну вот, ладно, не знаю. Кормить нечем, приезжать боится.

(01:01:01) Тетя Валя говорит: «Подавай заявление в армию, из армии тебя забрали, подавай в армию», он говорит: «Вот в армию. Из армии забрали, я в армию». – «Армия, - говорит, -  тебя будет кормить, обувать, одевать». И все, «подавай в армию». И вот как-то они там подали в армию. Ярославль, там военкомат, наверное. Встать на учет и… подал в армию. Его в армию забрали, вот, и он попал в город Данилов, вот, Ярославская область, и я туда к нему ездила в гости, вот, значит, город Данилов. Там какие-то мощи святого Даниила, что ли, там раньше лежали, маленькая церковь там была тогда, ну вот, не знаю. И он жил на квартире в какой-то кухне, в закутке, одно окно, кухня, зал пустой, там хозяйка, и он… военная шинель у него была, этот… шуба, я помню, была белая такая настоящая довоенная, ну вот. И он там работал.. Он сначала работал там в леспромхоз он попал, военный, леспромхоз, в войну-то, леспромхоз военный, ну вот. Узнали, что он бухгалтер, и его из леса в бухгалтера взяли. Он еще после киномеханика выучился, бухгалтером работал.

=

36 001:1800*70=1400

--
Храни Господь
Дмитрий