пятница, 8 июня 2012 г.

ВВ-06 Воспоминания Ольги Борисовны Малышевой


(00.01)ОБ: ...и Марья Николаевна мучается с сырыми дровами, плохо горят, конечно, надо сушить их. Вот и всего было пережито, всего. Так вот, так и делай добрые дела. За Господом, это... не пропадают добрые дела. Вот я уверена. Да, это самое главное. Вот как ты поступишь, так и Боженька тебе откликнется. По вере вашей дастся вам. Сказано. Так что вот это самое, всем я утверждаю, я всегда... Я ехала в поезде, вот это что рассказывала про свою опекуншу попутчикам всем, рассказывала сидела, вот не так давно даже. вот они говорят, верно, верно, верно. Верно, верно, вот, вот, вот. все сидели в купе.
(00.52)М: Ее старшая дочь-то в Англию попала во время войны. Потом объявилась, она ведь думала, что ее уже нет в живых.
(00.56)ОБ: Она отпела ее уже тут заочно.
(00.59)М: Потом она вдруг раз – письмо.
(01.01)ОБ: Да.
(01.02)ДМ: Как она попала в Англию?
(01.04)ОБ: А она мимо Волочка, ее из блокадного Питера эвакуировали чуть в живых с ее матерью 82-летней, бабушкой с той еще. Марьи Николавнина бабушка. Они уже хотели в Питер перед войной переселяться, что высланы в 30-м были, а потом все это затихло, они, старушки, хотели в Питер уже. И старенькая уехала, ее мать, Анна Ивановна Ивашова, а Марья Николавна еще тут вещи были неотправлены. Потом началась война, и она с тетей Марусей из Питера: Мама, воздержись выездом. Вот, почему-то, война началась. И она осталась, а тут вот разбомбили, стекол нет, и она к нам пришла жить. Вот как получилось. Вот какая завитуха. И там старушка-то осталась со старой внучкой как бы вот, а та, муж ее, а муж ее попал на японскую границу, туда, на Дальний Восток. Он цел невредим был всю войну, вот. И он посылал там ей все, но потом она...А?
(02.24)М: Старшая дочка-то, она с сыновьями же попала, да, заграницу?
(02.28)ОБ: Ну, 2 сына. А сыновья-то были ровесники, это, как его...
(02.34)М: Вам, да?
(02.35)ОБ: Нам. Мне и Модесту, прямо вот Дима и Женя ровесники очень были. Но мы их не знали. Я их никогда не видела, в глаза не видела их.
(02.44)Р: А Дима-то работал на ВВС.
(02.46)ОБ: Ну ладно, подожди. Потом уже. Когда он уже переехал в Лондон...
(02.50)Р: Папа, бывало, слушает... комментатор он был Дима Изотов, Дима Изотов
(02.53)ОБ: ... слушай, что такое, спортивный комментатор Дима Изотов? А я говорю: Господи помилуй, что такое. Вот там ловил он это (неразб) никак он это... И оказалось верно. Но мне казалось что эти НКВДешники к нему подошли, к нему подошли. Они его споили, наркоманили, он рано умер.
(03.22)М: Ну уж это не знаю, как и что с ним там случилось
(03.24)ОБ: Это я считаю тут не без наших этих там. его сгубили. Ну вот, а тетя Маруся, она самая энергичная. Она с 13-и лет работала уже это...
(03.37)М: Ну так вот она закидала тут посылками в советское время, обноски привозила такие...
(03.40)ОБ: Тоже посылки, тоже ее... Нет, она на распродаже новое покупала. На распродаже, вот. Мамочка, ты... мамочка, ты не кушай картошку, с картошки живот пучит, а ты покупай лучше яички. Вот я тебе присылаю, ты то в комиссионке там продай, эти... материалы, там, отрезы, вот. и кремплены присылала, и шерсть присылала отрезы, большие посылки такие. Вот она все уже слепой она слала, да. Ну вот. Ой, Господи, да. Так что вот.
(04.22)ДМ: А как же она собирала, как же она собирала, вот, ваша опекунша, если тут НКВД было. Она не боялась?
(04.29)ОБ: Что это?
(04.30)ДМ: Собирать помощь, ну, старостам, монахиням?
(04.34)ОБ: Она по церкви тут собирала. Вот Любовь Викторовна Вода, она говорила, собирала в церкви как-то с людьми. Вот Ольга Сергеевна Герасимова...
(04.43)ДМ: В открытую?
(04.45)ОБ: Да, это, так, потихонечку как это... Ну вот она в 37-ом году, арестовали ее, и до 43-го. Она 7 лет просидела. И она умерла уже у нас. Уже в доме в моем, я замужем, уже нам... Не захотела в Таллине, ее распарализовало, тетю Ксеню там, ну она как домработница, уже и Феденька подрастал, она там и готовила. Они работают, придут там, все, она там вечером стирает там эти вот. И она вот стирала и распарализовало, в таз шлепнулась и сидела, пока ее не нашли. Вот, лежала в больнице, ее в дом престарелых там в Таллине брали в Эснонии – не захотела, прислала 3 телеграммы. Вот нам прислала, еще Морозенковой и вот староста церковный, Михал Михалычу Воронову тоже прислала. Что кто-нибудь придет ее встретит. Хочет с поезда, сюда приехала на поезде, чтобы в Волочке жить-умирать. Но пришел только Модест с саночками, с дровенками, такие большие Марьи Николавны.
(06.04)М: Кого?
(06.05)ОБ: Любовь Викторовну с поезда, да, парализованную. И вот приняли... А я-то уже на приходе была и вот... Когда ее распарализовало-то, не помню, в каком году-то. Вот она умерла... там дата-то есть кончины, я уж не помню. Я знаю, что в Крещенье, мы из Выборга выезжали в это время, мы из Выборга выезжали в это время, когда она лежала в больнице, умирала. Но она вот упала, у нее нога парализована. Она жила, жила у нас, вот, а потом она упала и там... С табуреточкой она ходила, вот как я с этими, с ходунками, она с табуреточкой с парализованной ногой. И спала она там с Марьей Николавной в одной спаленке, кроватки их одна рядом...
(06.55)ДМ: А кто это такая?
(06.57)ОБ: Вот эта Вода, староста, которая 7 лет в тюрьме была. вот она потом у тети Ксени-то жила в Таллине – вот это Вода Любовь Викторовна.
(07.09)ДМ: А староста чего?
(07.11)ОБ: Церкви. Церкви, храма нашего.
(07.14)ДМ: Вашей? Богоявленского собора?
(07.18)ОБ: Да. А потом вот уже этот староста, другой, арестованный с мамой, этот, другой староста.
(07.25)ДМ: То есть она была в 37-ом году арестована, отсидела 7 лет?
(07.29)ОБ: Да.
(07.30)ДМ: Потом она вышла...
(07.32)ОБ.: В 43-ем. Так вот куда ей деваться? Она писала, сестрица, Мария, куда мне деваться, вот так же. А Марья Николавна и попросила дочки младшей Ксении в Рыбинске вот, Римочке 6 лет было тогда, а дядя Леша был в армии муж. Что, Римочка, прими. Вот так же как она просила в свое время, Римочка, прими, то есть Ксеничка: Ксеничка, прими Любушку-старушку из заключения, так она потом просила тетю Валю: вот прими моего папу тоже в Ярославль. Это все она и хлопотала, хлопотунья такая.
(08.10)ДМ: А кто такая Любушка-старушка?
(08.18)ОБ: Вот они лежат на кладбище вместе в одной могилке теперь. Я говорю, так вот предоставлять не только живым уголочек, а ее могила, очень богатая, предоставилась и Марье Николавне, место тут на этой могиле. Теперь вот Римочка ухаживает за этой могилой. Ограда старинная хорошая. И папу похоронили они своего дядю Лешу. Тут он умер тоже у меня. Ухаживали за слепой 7 лет дочки по очереди средняя и младшая по полгода.
(08.56)М: Старое кладбище заброшено теперь, там все зарыто.
(08.58)ОБ: Ой, страшно.
(09.00)М: Старинные эти могилы тоже попорчено много чего, украдено...
(09.04)ОБ: Все запущено, не знаю только, как мы живем и существуем, как мы живем и существуем. Как мы живем и существуем? Божией помощью. Ладно, тут я вам наговорю того, чего и надо и не надо.
(09.22)ДМ: Так. А Мария Николаевна умерла когда?
(09.27)ОБ: Ой, когда она умерла-то? 95 лет ей было. Она же пережила еще на два с половиной года...
(09.35)М: В 78-ом году, ты говорила.
(09.37)ОБ: А?
(09.38)М: В 78-ом. 7-го марта 78-го года.
(09.42)ОБ: Ну вот, 95 лет. Если она с 883-го года рождения.
(09.51)М: Да. Мы вспоминали. 7-го марта, ты говорила накануне женского дня, ты говорила... По-моему 82-го.
(10.00)ОБ: А? Она родилась 18..., 1882 год она родилась, Марья Николавна. Вот там 18. 95, она умерла в 95, да, в 95. Она все сердечные капли пила. Вот человек больной и прожил такую жизнь. Вены, больные ноги, страшные; она вставала, сразу бинтовала бинтами эластичными ноги. Надевала чулки и шла в храм, ничего не пила, не ела. А потом приходила из храма, вся трясется, скорей, давай, заваривать чай, крепкий чай первым делом сразу.
(10.46)М: В 77-ом она что ли умерла? В 77-ом?
(10.49)ОБ: Да, я так, по-моему помню в 77-ом. Вот бывало, я жду ее, чего-то нет, нет, и у меня самовар заглохнет. "А, опять самовар заглох... чайник". А Модестик ждет, лучиночки кидает, братик мой, ждет, пока она не придет, чтоб самоварчик пел, чтоб самоварчик не заглох. А я... мне, ну что, я самовар: скипел? Скипел. Ну подкидываешь там угольки, шумит, поет... у меня дел-то много по хозяйству женских, всяких. И убирать... и убирать, и стирать. Но это если праздник, а она же ходила почти каждый день. Ну что там, дела, а... Ну надо же задерживается и задерживается наша эта... баба-кока. Но тогда она не была баба-кока, а была Марья Николавна, еще мы ребята были, незамужняя я, и он семинарист был и когда там еще до семинарии: "У него самовар не заглохнет, а у тебя всегда заглохнет", Я говорю, а вы, чего поздно приходите из храма? Где вы пропадаете?
(12.05)ДМ: А почему она приходила поздно?
(12.07)ОБ: Да, чего там, не знаю, с Ольгой Сергевной... Вот тут нашли письмо, где это, что Ольга Сергеевна у нас даже жила, вот какое-то время. Я чего-то даже и не помню.
(12.19)ДМ: Так. Ольга Сергеевна это кто?
(12.20)ОБ: Матушка Олимпиада Герасимова, которой могилку почитают очень это... Ой,да.
(12.28)ДМ: У вас жила?
(12.30)ОБ: Какой-то период. Я даже не помню там...
(12.33)М: Отца Модеста рисовать учила она.
(12.34)ОБ: Да.
(12.35)М: Иконы реставрировала тут в храме матушка Олимпиада...
(12.40)ОБ: Она вот, матушка Олимпиада, она нас очень в войну поддерживала тоже вот. Приходила из храма она такая, такая милая, приветливая, маленькая... Ой, а где это фотографии-то... фотографии-то. Ой, эти тоже брали у меня, снимали наши...
(13.03)ДМ: А про иконы вы не скажете еще раз. Вот насчет того, что она учила его рисовать.
(13.08)М: Мама, рассказывай.
(13.10)ОБ: Что?
(13.11)М: Отца Модеста она учила же рисовать, да?
(13.14)ОБ: Ну вот я говорю он это первый это в детстве у него были вот это... а потом вот, когда вот он не попал в семинарию, вернулся в 17 лет, так это... тут вот был он год, зиму-то был. В художественном тут... мастерской, инвалидная такая была, рамочки стеклянные рисовали под фотографии, стеклышки после войны. Ну вот, цветочки там. Высланная художница учила. А потом вот Ольга Сергеевна его учила краски как растирать вот в Федове. Вот они там это лик-то наверное Ольга Сергеевна писала, а как вот там одежду какую так что ему говорила нарисовать вот. и еще она ему дала денег за эти иконы-то. Отец архимандрит Никон-то Белокобыльский, он это потом уехал он скончался там в Киево-Печерской лавре, увезли, приехали за ним последний молодой Нестор, вот фотография Нестора, он тогда молодой был, еще приехал за ним. Ну так вот, он заплатил, а Ольга Сергеевна половинку денег Модесту дала. Он купил осеннее пальто драповое семинарист. А 2 года он шинельку папину носил в семинарии первый-второй курс. А потом уж он вот и заработал. Считай, Ольга Сергеевна ему помогла.
(14.53)ДМ: А в Федове почему? там, это Федово находится близко от...
(14.59)ОБ: Федово это... приход Федово этот фактически вот мой супруг, он прихожанин Федовского храма, прихода. Там рядом деревня, откуда он родом.
(15.13)ДМ: Это далеко от Волочка?
(15.15)ОБ: Нет. Это недалеко. Автобус ходит поселок Красное Село...
(15.16)М: Полчаса на автобусе, ну, 25 километров наверное. Там сейчас она разрушена, стоит разрушена.
(15.24)ОБ: Она разрушена сейчас церковь в страшном состоянии.
(15.26)М: Там кладбище небольшое там, да. Народ вроде живет там в Федово.
(15.32)ДМ: То есть в войну это было или когда это было? А, это после войны было?
(15.36)ОБ: В войну мы, когда закрыли собор, мы ходили полтора года в Федово молиться. В Волочек.
(15.41)ДМ: Там была открыта церковь?
(15.42)ОБ: Да. даже со своей опекуншей ходили, Мозенька и я. Пешком ходили. Нас клопы заели. Вот мы ночевать куда-то пришли, а там это... положили нас на пол, а они прямо с потолка бухали на нас. Измучились мы ночью, вот мы всенощную отстояли там, а потом надо где-то переночевать. Где-то в какой-то дом нас пустили, Марью Николавну, и меня, и Модеста.
(16.09)М: Там церквушечка-то маленькая.
(16.10)ОБ: Вот. Церквушка, да. Кругом кладбище там, в Федово этом.
(16.16)ДМ: И там был священник всегда, да?
(16.19)ОБ: Ну, вот батюшки, батюшки были, в войну батюшка был, а потом вот батюшка этот... Отец-то Леонид послал там Бориса-то в семинарию. Был отец Леонид, он у нас там на кладбище тоже похоронен, Орнатский.
(16.40)ДМ: В Федово?
(16.41)ОБ: Да. Тоже в Федово служил. Вот он ходил это... Боря, надо тебе в семинарию. И дал направление, рекомендацию, и вот они попали вместе с моим братиком в один класс.
(16.54)ДМ: Ну вот отцу Модесту направление дал благочинный...
(17.03)ОБ: Ну, отец Федор Емельянов.
(17.04)ДМ: Да.
(17.05)ОБ: Отец Федор Емельянов. У нас и его фотография есть, отца Федора Емельянова.
(17.10)ДМ: Настоятель Вышневолоцкой кладбищенской церкви.
(17.12)ОБ: Настоятель, да.
(17.16)ОБ: Ну, он настоятель кладбищенской, он и собора потом был настоятель.
(17.21)ДМ: Ну вот, на штампе написано: кладбищенской церкви настоятель.
(17.24)ОБ: А?
(17.25)ДМ: На штампе письма написано: кладбищенской церкви настоятель.
(17.27)ОБ: Ну вот, пусть, сначала-то кладбище было открыто. А потом-то он и в соборе, и туда батюшек давал. Он уже, ему прислали... иеромонах 10 лет в заключении был, отец Иван, тоже на старом кладбище похоронен, батюшка. Мы подошли, он был весь обритый, весь - ни одного зуба, 10 лет в заключении был. Мученик тоже. И прислали вот к отцу Федору сюда священником этого. А он – хороший портной этот... монах-то Иоанн, вот. фамилию чего-то я не знаю батюшки отца Ивана. Ну вот, он сам себе все шил. Тогда запрещали все ходить по улице-то: у-у, идет, идет, идет, вон, - смеются. А я, если его встречу, я: батюшка, благословите. На меня рычат там. Вот, а он сам шил и все равно ходил. У него зимняя такая ряска была это... ну все сам шил и носил. А другие батюшки все подворачивали фалды, если подрясник там, фалды. А такие рясы, как сейчас ходят, и никто и не носил тогда. Что вы. Отцу Борису, когда мы поженились монашки нашли какую-то рясочку очень приятную. Она как раз ему была, зелененькая. У меня кусочек от нее. Вот, потом он располнел, уже негожая, сносилась. Хорошая ряска была такая, аккуратненькая. Очень хорошо сшитая. Старинная, до революции, как-то сохранилась, и ему дали рясу. А подрясники у них были молескиновые черные простые. Молескиновые такие, их там это подрясники, как сшили в семинарии, так вот они сфотографированы в подрясничках в альбоме-то. Там наверное у Вали-то вы смотрели? Нет? Фото?
(19.25)ДМ: Ой, там такое количество фото, что...
(19.27)ОБ: Вот, у них много.
(19.29)ДМ: Много.
(19.30)ОБ: Вот и у меня.
(19.30)ДМ: Только не разобраться ничего без вашей помощи.
(19.32)ОБ: А у меня, вот я... пожар-то был тут, так я уже в сумку сложила. Вы знаете, чего я сложила? Я только альбомы сложила с фотографиями.
(19.41)М: Не знаю, чего ты сложила. Альбомы?
(19.43)ОБ: Да. вот я в сумку... вот она и стоит...
(19.45)М: А паспорт свой не забыла сложить?
(19.46)ОБ: Нет, ну я знала, что если что, я тут схвачу паспорт вот тут, да и, и деньги какие и все. Вот. У меня деньги... там нигде я не прячу, нигде ничего нету. А я там все старые фотографии, альбомы в сумку сложила – самое вот для меня Мозечку, да. Я иконой обошла Неопалимой Купины... А сложить сложила, а сама думаю, мне иконы-то ценные, а как же иконы-то возьму, да, столько икон. Вот у нас прадед, вот вы читали тут, Маша читала сейчас, вы привезли наверное оттуда, от Вали, вы сканировали там это – детки умирали маленькие во младенчестве – все тут похоронены, где и папа наш похоронен. Ну а мама в заключении там косточки сложила. Так вот эти... чего я уже... чего я хотела сказать, сбилась... А, прадед этот, прадед. Он же сгорел, дом, был деревянный двухэтажный дом, вот. и как раз он был, вот как вы идете из храма, вы там смотрели где-то Аптека-Оптика тут каменный нашли дом? вот на третьем этаже я родилась дедушкин, а второй этаж аптекарь занимал и аптека. Это как бы сдавалась аптека помещение, и аптекарь был Витомский, аптека Витомского, так и на коробочках, коробочки "Аптека Витомского" и царский двуглавый герб был вытисненый, вот, и на коробочках с пилюлями там, с таблетками. Ну вот.
(21.38)ОБ: А тот вот как раз, если сейчас вот угловой-то дом это... с угла заходят в кафе какое-то семейное теперь открыли вот новое, наконец-то его, дом, привели к жизни, если так можно выразиться. А тут направо вот сейчас там такое деревянное стоит это... летняя пивная. Не обратили внимания?
(22.03)ДМ: Ну посмотрю.
(22.04)ОБ: Ну как вы детская площадка проходите из храма шатром-то... А они моментально за 2 дня ее сбили. Я ходила тогда в церковь, я видела. Шла в церковь привозили эти брусы, а иду обратно со всенощной там уже  это стропила кладут и все. зимой она закрыта, а летом вот ... Так вот на этом месте тут выкорчевали две огромных ивины, было вот... выкорчевали. Вот, и тут на этом месте стоял прадедов дом двухэтажный деревянный. Вот он сгорел вот в этой выемке-то, вот тут по этой-то, тут вот до театра все каменные дома идут, а вот здесь его был, дедов. И так что вот они потом купил дедушка-то вот этот дом, аптеку-то эту, где была другой аптекарь еще до этого. Там в документах у Модеста...
(22.55)М: Покупал он не строил, да?
(22.56)ОБ: А?
(22.57)М: Покупал как бы готовый уже дом, да?
(22.58)ОБ: Кирпичный да, покупал готовый. Еще он хотел купить вот этот, у него договор даже с рабочими, вот, что угловой, пекарня-то угловая, самая угловая-то тут. Он хотел тут же эту пекарню купить и надстроить второй этаж. У него договор с рабочими был даже, чтоб строить. Вот Модест мне показывал документ, но это мне уже не надо это было. Вот, а так у него. Но... и вот купил тогда дедушка этот дом уже вот, да. А... Этот дом сгорел, и на пожарище нашли только крест восьмиконечный. Ну вот, медный такие большие кресты. И вот он выпаяны даже дырочки несколько было это, насквозь даже две дырочки, так ямки. Это вот я крест себе поделили мы, это говорил, от родителей мы знали, и икону Иоанна Богослова. Вот и икону Иоанна Богослова. Вот какое пророчество. Вот только это. Она не обгорела, ничего. Вот она у Вали, вот. Иоанна Богослова вот Модесту икона, а мне крест.
(24.23)ДМ: Эта икона из дома прадеда.
(24.25)ОБ: Да, прадеда. Вот с пожарища. Остальное все сгорело. И там нажито было уже у дедушки, у их, у прадеда и у дедушки.
(24.33)ДМ: А когда, когда это случилось, пожар случился?
(24.39)ОБ: Не знаю. вот дневник цел. Дневник, фотография у Модеста. Модест он взял это фото висит у него прадеда. А мне только так ксерокс сделали копию. И у Модеста там висит в зале якорек такой курчавый мальчик в кругленькой рамке в золотистой, видели? В зале. Это уже наш папочка, маленький мальчик. Маленьких раньше детей навивали. Завивку ему иногда бабушка... А?
(25.18)М: Бумажки накручивали? Завивали как?
(25.20)ОБ: Не знаю. такой хороший мальчик, это мой папа. Мама говорит, это папа, папа. Он у нас висел. А потом вот Модест все вот, и прадеда в рамке деревянной. Она чего-то раскололась эта рамка. У него там в его кабинете, в спальне всегда висел прадедушка. Ну а мне вот ксерокопию сделали прадедушки, ну вот и... Не знаю, есть у меня ксерокс или снято переснято фото папы-то в рамке курчавенький? Нет? Не знаю.
(25.56)М: Здесь наверное где-нибудь.
(25.58)ОБ: Бумаги надо достать. Не знаю я, где вот, я теперь из больницы пришла, шарила, шарила, устала, ничего не нашла. Вот это только нашла.
(26.08)ДМ: Скажите, а вот у вас были дети, до вас рождались дети, какие, сколько их было и почему они не родились. Вы говорили, что...
(26.18)ОБ: Это у мамы. А у меня все, какие были, такие и целы.
(26.24)ДМ: Нет, мы с вами вместе, вот у мамы были дети, которые не родились...
(26.29)ОБ: У мамы? Так этот... Шлюсский. Не хочу говорить.
(26.33)М: Обвитие пуповины вокруг шеи, да, у детей. Не спасал видимо, а
(26.37)ОБ: Ну это обвитие, он удушивал их, да. но это нюансы такие, что ему надо было ждать. Это акушерка-то, которая с ним работала, я ее спрашивала, Марью Сергеевну, вы со Шлюсским работали, вот это мои братик с сестричкой мертвыми родились, и потом после нас двух мальчик тоже мертвый мальчик тоже был. Вот, так она говорит, он... надо ждать 2 часа, а он за 5 минут. Вот, и губил человека. И ребенка и (неразб). Ну он делал свои акушерские маневры жидовские. Надо, надо положение, косое положение. Ребеночек поворачивается, поворачивается, надо ему время, чтобы там правильно лег и все, кот как.
(27.38)М: Головкой выходил.
(27.40)ОБ: Да, головкой выходил. А он, значит, ждать это долго 2 часа, как она вот мне и сказала. Надо два часа, а он – раз и...
(27.50)ДМ: Он просто был непрофессиональным?
(27.53)ОБ: Профессиональный, он потом в женской консультации работал. Когда я работала в роддоме, он в женской консультации работал. Он в роддоме уже тогда не работал. Он не знаю, почему его не было в роддоме, не знаю. А я пришла, уже как раз с фронта пришел этот Цывельковский. Он до войны там уже был в роддоме и пришел. Но это тоже он... но когда узнали, когда узнали, что я – богомолка, так мне уже в стенной газете в роддомовской там отмечали хороших работников, к октябрьским там, к маю, благодарность в стенгазете хоть эта. Ну три девочки вот мы пришли почти одновременно и все так нас отмечали. А потом, как богомолка – донесли, их пишут, а меня не пишут. А меня спрашивают, а почему тебя теперь не пишут, вот. А я не комсомолка, вот, и богомолка. Ну вот так, пока умалчивали, умалчивали, да, вот, а потом, когда аттестовать в военкомат, надо было аттестовать нас на лейтенантов, вот, ну и надо было на открытку уже фотографию такую большую снимали, такое фото уже большое. Ну вот, и все подали аттестоваться, буква моя подошла, а меня не вызывают.
(29.26)ОБ: Девчонки говорят, а чего тебя не вызывают: М, М, М – Малышева я, Малышева. Я сама не знаю, почему. меня последнюю вызвали. Уже всех, всех, всех аттестовали в офицеры, младший лейтенант, значит, это нам звание-то... А мне... а я понаписала, что мама в заключении, там все родители, где, кто, чего. Что папа вот кончал семинарию, там брат учится в семинарии, мама скончалась в заключении – у них волосы дыбом у этих у большевиков-коммунистов. Ну вот, что такое? Вот они, значит, меня вызвали и говорят, берите свое это фото, вы на лейтенанта не аттестуетесь. Начали меня спрашивать, вы что, в церковь ходите? Хожу. Богу молитесь? Ну вот в семинарии брат, и я верующая, и я хожу, вот. Не комсомолка? Не комсомолка. И пионеркой не была, ничего, вот так. Значит, это, как вот еще-то спрашивали: и Евангелие читала. И Евангелие читаю. И Библию читала? И Библию читала. Ну в общем это, что с дураками разговаривать. Ну ладно, куда идти? Ну вот идите туда, вас аттестуют, как сержанта. Ну и ладно. Маленькое фото взяли, на сержанта аттестовали, военнообязанная – сержант. И все. маленькое вот фото.
(31.00)ОБ: А большую мою это как открытка вернули мне обратно. Ну вот, потом, значит, ему позвонили главврачу в роддом Цедельковскому Борис Моисеевичу, кто у вас там такой работает. А мне потом сказали, а он сказал, придерусь уволю. Я говорю, Галенька, зачем это ты секретаршей парторганизации там, она хорошая девушка, она раньше меня кончала, вот она сказала, вот, ты не ходи в церковь, а то придерется уволит. Я говорю, здрастьте, я не буду ходить в церковь, что я, бороду мне что ли приделать ходить в церковь, в мужчину одеваться или что я, иголкой, должна превратиться в иголку, чтоб меня не видели.
(31.50)М: Шапку-невидимку надо надеть.
(31.51)ОБ: Да. Ну вот, ходила, ну вот, работаю, а сама нервничаю: вдруг придет, придерется. Он приходил, придирался. Приходил, посмотрит, покричит, покричит, поспрашивает. Ой, я прямо трясусь – все хорошо, все благополучно. А другой раз, что-нибудь не так, думаю, ой, вдруг сейчас придет, вот придерется, думаю, ой, лучше бы вы не говорили мне. Я уже нервничаю на работе. И я заболеваю, вот. 1 мая я это погуляла 1 мая вечером, и вот так это в платьице в шерстяном, чувствую холодно, холодно, холодно. У меня воспаление легких получилось, вот. Но это инфекция, папа умирал же от туберкулеза почек, с мочой палочки выделялись туберкулезные, дома лежал. Ну вот я была все-таки инфицирована, видимо, вот. И, значит, у меня пневмония, я выкарабкалася. Мне подружка моя школьная, с которой я училась, она из эвакуации вернулася, жила напротив, поселилися там, она мне ходила банки ставила. У меня перелом был что-то долго я не могла это отделаться на поправку, не то 9-ый, не то 11-ый день – самый последний крайний срок. Вот, я уже лежала в подушках, вот, дышать не могла, вот так лежать плоско, ну вот, полусидя. Ну вот, у меня все заложено было тут.
(33.29)М: Банки, горчичники.
(33.32)ОБ: Да, банки Валечка ставила мне Гусакова, да подружка моя. И вот я это поправилась, пошла на работу, проработала 3 недели и у меня... опять заболела. У меня плечо заболело, бок заболел, все и оказался плеврит сухой, вот, плеврит. Меня в тубдиспансер на учет поставили. И там очень хорошие врачи. И вот Татьяна Ивановна Клименко, она – тайная монахиня, монахиня Сергия, вот, она меня лечила. Она меня познакомила с этой подругой Надей. Надя, верующая... мы с крестиками, она лечила. И она к себе привела в комнатку с мамочкой жила. а она – москвичка. Ну вот, и показала коврик перед кроватью висит, такой гобеленчик бедненький, отняла, а там старец Амвросий Оптинский нарисован, как он лежит тоже так же вот, как вот я была в Вырице, старец лежал, так и это вот лежит. Это, говорит, старец Амвросий Оптинский. А я и не знала про старца Амвросия Оптинского. Чего-то Марья Николавна про Оптину не говорила. Марья Николавна она очень Серафима Саровского ее бабушка воспитывала с двухлетнего возраста, и она ездила 7 раз в Саров. 3 раза с бабушкой, а 4 раза с мужем.
(35.11)ОБ: Мужа возила с детьми в Саров, вот, ездила к Серафиму Саровскому. Вот, у нее вот это... у меня крестик тут от Пашеньки этой Саровской, два крестика маленьких от нее. Они не взяли, дочки, вот у меня тут. Вот, да. а про Оптину чего-то Марья Николавна, вот... А эта вот она монахиня Сергия оказалася. И она работала в тубдиспансере здесь вот и врачом. Потом она на пенсию вышла, мы так подружились. В общем, тут со всеми высланными врачами я подружилась, вот. И с Владиславой (неразб) Бобкевич она тоже работала в диспансере и преподавала нам. и на барахолке она покупала своей племяннице шарф такой газовый, Марья Николаевна свой продавала, на барахолке она купила своей племяннице. Ой, Боже мой, вот так вот знакомство такое, все хорошее, все люди хорошие. Ну вот, и это... У меня еще был врач мужчина, вот, все на том свете, вот, и вот он сказал, что питаться надо, питаться. Усиленное питание, больше сливочного масла и черной смороды, витамины вот это, когда я плевритом уже температурила. Но потом я поправилася.
(36.42)ОБ: И сказал: бери отпуск и потом еще если можно за свой счет. А мы как раз папочка-то умер, вот через год после смерти папы я и заболела-то, вот, простудилася. Так, в этом, как его, за свой счет я и попросила тоже, что мы дом продали же на Урицкой 67. Мы же продали дом, купили дом маленький подешевле, и у нас были деньги. Вот и Модесту давали деньги в семинарию, и приезжал он это тут вот, я на свадьбу... В общем, это... питаться могла я масло кушать без ограничения. Вот, Царство Небесное, папа умер, бедненький. Ой, Боже мой, Боже мой.
(37.37)М: ... ему сколько было 51,52?
(37.39)ОБ: А? чего?
(37.40)М: Ему лет 52 года было? 52, да?
(37.44)ДМ: Отцу.
(37.44)ОБ: Да. 44 вот война началась ему было. 46 вот он вышел из заключения. Потом демобилизация. Когда вот? Ну в 46-ом демобилизовали, в 45-ом верней.
(38.04)ДМ: Ольга Борисовна, скажите, все-таки вот непонятно мне, почему так плохо относился к вам человек, который принимал роды. В чем причина этого?
(38.12)ОБ: К маме-то? Еврей-то? А кто его знает.
(38.12)ДМ: Почему он губил детей?
(38.16)ДМ: Нет, это была ненависть к христианству или это было что-то другое. В чем дел-то?
(38.20)ОБ:  Так вот я потом определила. И папу замучил, семинариста папу. Вот папа заболел, тоже еврей какой-то лечил. Потом я говорю, папочка, он что вас лечил совсем не от этого. Таблетка не помогает 3 раза в день, пей по 2 таблетки 3 раза в день. Потом пей по 3 таблетки. Папа потом больной лежал, когда умирающий, рассказывал, как... Я говорю, папа, он вас мучил, совсем не тем лечил. (неразб) тоже жидам верить. Вот также и Любушку Модестину доченьку евреи удавили. Я бы ни за что на операцию евреям не доверила. Тоже закалечили ее. Пищевод не поправили, только закалечили, еще больше нерв там так... она не давала до шва, рубца дотронуться. Бантик не давала завязать. Есть евреи хорошие. Я вот знаю, Шустер был акушер-гинеколог в Вышневолоцкой фабрике. Про него говорят, что он женщин так берег, что вот придет на дом еще, сядет рядом на кровати, спасает. Вообще он, с войны пришли, нам преподавали. В 46-ом кончали вот с фронта все пришли врачи, хирург еврей был Вениамин...
(39.40)ДМ: То есть у вас два ребенка умерло, да, до вас, два ребенка?
(39.42)ОБ: Да, да, мальчик и девочка. И после нас тоже она пошла, и он опять так же сделал. Но там уже нельзя, там уже необходимо было маму спасти. У нее было кровотечение... предлежание детского места, да, это там уже вот...
(40.00)ДМ: То есть могло быть пять детей, а получилось два.
(40.02)ОБ: Да, да, да, да.
(40.05)ДМ: Понятно. Скажите пожалуйста, вот, если можно, пройдемся по ветке папы. Значит, купеческой ветке.
(40.13)ОБ: Да.
(40.14)ДМ: Вот, расскажите, как бы это так... от начала до конца в виде рассказа, кто был прадед, там откуда он произошел.
(40.23)ОБ: А я вот прадеда не знаю. говорили, что прадед даже фамилию Малышев взял от товарища. У них была другая фамилия, у прадеда, вот. А он, какой-то друг у него погиб, он взял его фамилию Малышев, якобы так. Такое было, откуда, чего не знаю. ну вот.
(40.47)ДМ: А годы рождения, смерти, знаете его?
(40.49)ОБ: Прадеда? Там на гранитной основании есть годы и бабушки, и прабабушки, и прадедушки.
(41.03)ДМ: А откуда он был?
(41.05)ОБ: Они все вышневолоцкие. Папины троюродные сестры были и двоюродные это... Дедушка-то был один тоже у папы, вот этот Алексей Иванович Малышев. А у него двоюродный брат был здесь. Они Нечаевы. Нечаевы еще, вот. Прабабушка из рода Нечаевых, вот. а я вычитала газету тут, я тогда еще была зрячая, тут была статистика вот вышневолоцкая это Верхний Волок, стали печатать статистику Ведомости 1896 года что ли? Статистика, по улицам, кому дома принадлежали. И вот я начало вот этой нашей улицы прозевала. Я уже с 20-го что-то там читала... у меня 20-ый, чего-то 22. У меня этого номера не было. Я потом эти газеты собирала где-то, и я там нашла: Нечаевы на Московской улице. Московская улица неверное переименована. Вот, что они там Нечаевы. Вот, я и помню, туда и поминать ходили. Дочка ихная третья-то умерла. Я еще помню, мы маленькие были. Жара, шли два священника в облачениях, дьякон. И за гробом шли. Нас потом подхватили маленьких, мы устали, нас на гроб кинули.
(42.44)ОБ: Вот так подняли, на гроб кто-то руками там, папа что ли и везли на кладбище. Вот, жарко было так, что мы истомились, детки. А потом, потом эти все батюшки поминать сели, а меня посадили с этим батюшкой, с одним, может быть, даже отец этот... Андрей Житников был еще священник. Вот дом Житниковых, два дома отца Андрея Житникова на Московской было вот там и вот. А еще посадили, а батюшка, он был вдовец, я хорошо знаю. вот, батюшка,  матушке  вашей, это батюшка с матушкой садитесь, вот я помню, говорили, батюшка с матушкой садитесь – поминать там за стол, поминали. А я маленькая, стеснительная. Ну вот это, а у вас батюшка матушки нет, меня посадили. Он говорит, ну вот,  ты будешь моей матушкой. Вот еще батюшка на этом на поминании. Я так думаю, что это был отец Андрей Житников. Но его тоже арестовали, и он пропал бесследно отец Андрей Житников. А ходила к нам домой, приходила еще даже в войну, а потом уже я не знаю, где она жила, она видимо на Московской. Кто ее хоронил? Это уже жила у него покойной матушки родная сестра, жила у него, вот. Александра, я помню, ее звать, отчество забыла.
(44.18)ОБ: Вот, и знали, что Жит... от Житникова, она там жила, а батюшка пропал. Арестовали, наверное расстреляли. Вот и так вот про него я настоятелю так и не говорю.
(44.30)ДМ: То есть прадеда фамилия могла быть Нечаев, да? А не Малышев?
(44.35)ОБ: Нет, нет, там какой-то Вал... Волошин. Это Нечаевы они родня, родня. Это прабабушка. Вот на кладбище этого дедушки Ивана, сгорели-то они вот деревянный дом, жена была Нечаева, из рода Нечаевых, бабушка Екатерина. Прабабушка, вернее, наша. Моему папе бабушка Екатерина, а дедушка этот Иван. Вот дневничок-то его. А детей-то у них было много, но они все умирали. Остался один дедушка. И папа один у дедушки. Вот по одному.
(45.13)ДМ: Скажите, так вот эта история про то, что фамилию Малышев взяли как бы у друга...
(45.21)ОБ: Да.
(45.22)ДМ: А мотивация, почему?
(45.23)ОБ: А, не знаю. еще печать такая была, печаточка была: М... МВ, еще переделывали. Везде понапечатано, вот у меня детские книжки вот у меня печатки есть. Куда-то печатка потерялась. Валя спрашивает, я говорю, у меня нету. Она говорит, у нас нету. Вот знает, что должны были быть печатки.
(45.54)ДМ: А что это означает, "печатки"?
(45.55)ОБ: Ну печаточки это... чернилами-то как это... в подушку макают и печатают: В Малышев, была. Папа печатал на детских книжках на своих. У меня целы вот старинные его книжки.
(46.12)ДМ: Так. Значит, прадеда звали как? Прадеда вашего?
(46.21)ОБ: Так, там вот же записано, у вас тут насканировано, это дедушка-то Иван Федорович Малышев.
(46.30)ДМ: Так. Значит, был Федор Малышев, от него Иван...
(46.36)ОБ: Иван, а от Ивана Алексей один сын. От Ивана Алексей. От Алексея Борис вот мой папа. А от Бориса уже Модест. Если так. Как это в этом, в Библии-то, там тот-то родил того-то, тот-то того-то...
(46.59)ДМ: Вот-вот, да, да, да. Я это и пытаюсь записать.
(47.02)ОБ: Вот правильно, вот это уже... Иван Федорович Малышев, а это Екатерина Петровна Нечаева, его супруга, Ивана Федоровича. Екатерина Петровна, вот она его супруга...
(47.18)ДМ: Екатерина Петровна.
(47.19)ОБ: Да. вот там могилка, ой, уже разломали так могилу, рельсы все украли, вот это, ой.
(47.28)ДМ: У Алексея Ивановича была какая жена?
(47.32)ОБ: Жена – Параскева Ивановна, вот, Демина. А это вот из рода Нечаевых Екатерина Петровна Нечаева из рода Нечаевых. А, значит, это Демина из Петергофа привез Дедушка бабушку. А уже у папа мамочка – нищенка-сиротка, вот. папа Борис, а мама – Мария Николаевна, вот. Мухина она, урожденная Мухина.
(48.05)ДМ: Мария Николаевна?
(48.07)ОБ: Мария Николаевна моя мама. Николай ее папа, а Мухин фамилия, вот. А теперь уже я, от мамочки Малышева, я уже Анисимова со своим Борисом.
(48.25)ДМ: Тут Модест родился и родилась Ольга.
(48.29)ОБ: Да.
(48.30)ДМ: Так. Модест и вторая Ольга.
(48.34)ОБ: Модест вот родил... вот Модест... Между прочим, Ольга Сергеевна Герасимова, она, видно, знала хиромантию, она как-то рассказала по линиям руки, рассказала вот Марье Николавне там. Вот Марья Николавна говорит, ой, дай, пусть Ольга Сергеевна посмотрит. Ну вот. Ну, она посмотрела, мне там это говорила вроде, не знаю, да. ну это же мы сироты были, сироты. А Модесту, значит, посмотрела без меня. Он показал руку, а она: ой, бедный Моденька, ой, бедный Моденька, - он сразу оторвал руку и ничего не стал показывать. Она только: ой, бедный Моденька. Вот, да.
(49.29)ДМ: А вам что сказала?
(4931)ОБ: Ну мне ока сказала, что ты без денег под старость лет не будешь, нуждаться в деньгах. Вот я дожила... что долго будешь жить. Да вот, будешь жить, вот. А я тут умирала вторыми родами Машей, я домашниме роды, чуть не умерла... вся кровь... Ой, да. было дело. Катла. Она не приехала, я ее просила, приедьте, что с Коленькой-то остаться, Коленька маленький, свекровка не приезжает. Она дотянула, дотянула, что уже все. Дома пришлось. А пришли две акушерки, которая на пенсию уходит и которая новенькая и фельдшер медпункта, и меня чуть не угробили. Ой, прости Господи. Ну ладно.
(50.24)ДМ: А как звали жену Федора Малышева?
(50.31)ОБ: Так мы же не знаем, Иван Федорович, Федор. Иван Федорович, а Федор – уже прадедов отец, уж не знаем. Чего-то нету, нету от папы сведений нету. Вот и мама тоже. Мама говорила, значит, тоже... Я тоже знаю маминых родителей и по отчеству, а дальше уже тоже не знаю маминых.
(51.10)ДМ: А как звали родителей мамы? Николай...?
(51.18)ОБ: Евдокия Кузьминична и Николай Кондратьич. Вот моей мамы, бабушка.
(51.28)ДМ: Фамилия Кузьминична?
(51.30)ОБ: Евдокия Кузьминична она была урожденная Морозова, а Николай Кондратьич, муж, Мухин. Значит, вот они Мухины были, мама моя Мухина. А Морозов был ее брат, которого тут обокрали тоже до революции.
(51.50)ДМ: Мухина или Мусина?
(51.51)ОБ: Мухина, Мухина она. Муха, муха. Тут в общем фамилии и Комаровы, и Мухины, и Гусаковы, и Воробьевы, и Виноградовы, ой. И Булочниковы, интересная фамилия, и Лебедева соседка была фамилия, ой. Булочниковы, ой, прямо это, фамилии такие, это соседей я вспоминаю. Вот какие фамилии.
(52.18)ДМ: Так. Теперь вопрос такой, вот по Федору. Что мы про него знаем, кто он был? Купец или? он был крестьянин?
(52.25)ОБ: Не знаю, не знаю. Вот даже прадедушку-то я толком не знаю
(52.29)ДМ: Ивана?
(52.30)ОБ: Иван Федорович, да. вот дом сгорел у него. Был деревянный двухэтажный, но кто-то говорил, что... он, же вроде был, собирал, как это тут по городу... Говорили, как будто он – тряпичник. Не знаю. Насколько это верно, потому что ничего папа не говорил. Кто-то говорил нашей опекунше, что в старину они, ну, господа-то сдавали много этих вещей-то. Не так в помойку кидают, как сейчас, вот идут, вышвыривают, надо и не надо, на помойку все, гниет, а... что не хотят там, то сжигают вот на огородах, все сжигают, кто закапывает в землю, кто в помойку кидает теперь. А тогда же все это еще вон у меня старухи умели там это... сын свез это, я говорю, ты пальто все, умирают, им дают пальто, она накопила там, померла – Боже мой, уж чьи это пальто, но надо куда-то девать. Павел взял свез вон, тряпичники там приняли. Ему дали банок этих... крышек на консервные банки...
(53.49)ДМ: Значит, Иван был, допустим, тряпичник, а Алексей кем был. Вот Иван и Алексей, Алексей Иванович?
(53.54)ОБ: Ну, вот он и выбился в купца первой гильдии. Он именно торговец, он... папа говорит, что я не видел это папу-то. Он рано утром уедет и поздно вечером приедет. Он объезжал крестьян, с ними договора заключал. Сколько льну, кто вырастит ему, какой лен? Когда он купит? Потом покупал этот лен. Он вырабатывал его здесь. У него был склад вон за пятой школой, вот недавно его разорили.
(54.28)ДМ: Значит, ткани делал из льна?
(54.31)ОБ: Нет, нет. Лен, лен. Он закупал у крестьян лен.
(54.36)ДМ: А потом куда?
(54.37)ОБ: А потом его теребили там, вот. Он упаковывал в это в кипы. Чесали там где-то у него, не знаю... Он даже отправлял за границу этот лен. В Англию даже лен отправлял.
(54.54)ДМ: Ага, понятно. Вы говорили, что он был ктитором, он бы ктитором монастыря. Это о нем шла речь? Алексей Иваныч был ктитором монастыря?
(55.04)ОБ: Что значит "ктитор"?
(55.06)ДМ: Ктитор это человек который... благотворитель постоянный. Вносит вклады.
(55.10)ОБ: Да, там написано было в отчете Городской Вышневолоцкой Думы. Вот я писала фельдшерские записки-то, нашла на чердаке там и там нашла, что вот он – купец первой гильдии Алексей Иванович Малышев и почетный благотворитель Казанского женского монастыря.
(55.34)ДМ: А, почетный благотворитель? Вот так вот.
(55.35)ОБ: Да. почетный благотворитель.
(55.37)ДМ: Казанского женского монастыря?
(55.38)ОБ: Да, да, да. и потом вот я нашла вот... я сейчас-то не нашла этот конверт, где его приглашают в 12-ом году. Наш монастырь, значит, открывает подворье. Нашего, Казанского монастыря открывает в 12-ом году подворье в Питере. На открытие, на освящение подворья приглашение. Ну вот я еще хотела игуменье на ксероксе перепечатать или подарить на память. Ой, прямо горло надорвала.
(56.17)ДМ: А вот их жены. Что-то известно про Екатерину Петровну Нечаеву, кто она была и что-то про нее известно? Или Параскева Ивановна...
(56.29)ОБ: Ну, Екатерина Петровна, что же, она 7 человек рожала. Кто она была? раньше до революции все жены были домохозяйки, барыни. Если не барыня, то домохозяйка.
(56.40)ДМ: Понял. хорошо. А Параскева Ивановна чем занималась?
(56.45)ОБ: Это барыня была. Дедушка занимался лен скупал, кто лен выращивал. Лен скупал, прессовал его, теребил, вот. А бабушка с портнихами занималась модница. Папа и говорит, она все занята была с портнихами. Его воспитывала гувернантка тетя Валя Корнаухова, которая познакомила мою маму уже с Марьей Николавной Изотовой, которая опекуншей потом стала.
(57.22) ДМ: То есть гувернанткой Бориса была
(57.27)ОБ: Гувернантка. Ну и потом он учился в реальном училище. Как все мальчики тут в реальном. Мужском. Мужское реальное училище. Вот оно и сейчас Вторая школа. За рядами, за вторыми рядами вот она как раз там. Интересно, у Коли осталось. Я тут нашла такую маленькую складочку, вот сейчас борются, какие дети воспитанные, невоспитанные... Вот она вот такая узенькая, вот, обложечка, вот такого размера, только половину этой. И там, как гармошечка сложено, сложено, вот так листочек,  в длину вытянешь, и мелко-мелко написано с двух сторон. И вот она вот такая узенькая, маленькая вот обложечка крепко... у Коли осталась. Я привозила, но я хотела ее обратно сюда, Коля говорит, у меня, он говорит, у меня осталась. Я хотела, чтобы они перепечатали и обратно забрать, вот. Ой, надо, между прочим, они приедут, надо попросить, чтоб привезли мне обратно. Вот, так там написано, как должен вести себя ученик реального училища, вот, все подробно. Очень интересно. Вот я повезла почитать, Юрка-то у него баловник такой. Вот не знаю, читали они?
(58.54)ДМ: И вся семья была прихожанами постоянными Богоявленского собора, да?
(58.58)ОБ: Все они были прихожанами и летнего собора и зимнего. Тут летний же и зимний. Служили-то, Казанский-то летний был собор, его взорвали. Вот дальше рядом... вот где это мы смотрели фотографии-то сейчас, это вы снимали там у Вали, там видно, там летний собор и зимний. Да, ну вот взорвали летний. Я помню, вот как-то с папой я была маленькая, вот я в купол смотрела, и там нарисовано что-то высоко, далеко, темно. Вот я помню, я стояла под куполом, смотрела в этот купол. А?
(59.43)М: Ты говорила, показывала мама, как взрывали собор.
(59.47)ОБ: Ну что значит, показывала мама, как взрывали, какие глупости ты говоришь.
(59.51)М: Ты говорила, мама говорила и сказала, вот смотрите, как взрывают храм. Сама мне говорила. Ну, забыла.
(59.59)ОБ: Смотрите, как взрывают храм.
(01.00.01)ДМ: Вы видели, как взрывали храм?
(01.00.03)ОБ: Не видели ничего, не знаю я.Что-то ты выдумала.
(01.00.09)ОБ: Я... взрывали, потому что искры летели, как взрывали. Да, его взрывали. Вот, на балконе папа заснимал фото, вот по крышам. То два храма видно из крыш. А потом фото – уже нету летнего, видно только зимний, от зимнего храма. С балкона Урицкого, 67 он снимки делал такие, не могу найти, теперь я не увижу, не знаю, если кто разглядит папины фото. Да. И построили, вот говорили, что в общежитие Текстильного техникума как идти вот красное здание, к вокзалу идти направо, это с кирпича собора построено. А обломки – засыпали улицу Шалогу. Вот там Шалога тонула вся там бедная, какая-то беднота жила Шалога, вот обломки от летнего собора Шалогу засыпали. А из кирпича цельного построили общежитие для Текстильного техникума. Вот.
(01.01.26)ДМ: Шалога это где находится?
(01.01.27)ОБ: Ну, она там за вокзалом... с вокзала туда вниз.
(01.01.30)М: С вокзала выходите на Вышний Волочек там с правой стороны. Там сейчас новые дома построены. Низина там, болото
(01.01.35)ОБ: Да... низина была. Ну там сейчас дома большие строили, там может и от Шалоги чего осталось не знаю. Тут у нас вот Волочек имел название Остров. Остров, там от остров, там кругом водой, это вот там сухое место очень – остров. Потом там Солдатская слобода, потом Ямская была, потом Шалога тут вот у вокзала, низина сам..., а по Волочку тоже вот были целые квартала. Вот где рынок большой, так же свалка была городская, потому что весь квартал был в какой-то в низине. Туда свозилось вот это мусор, вот и все. Ну основное-то печками топили...

Комментариев нет:

Отправить комментарий