Д. М.
Для начала представьтесь, пожалуйста, полностью, как Вас зовут. И начнем с
того, как Вы сами познакомились с отцом Модестом, когда это было, при каких
обстоятельствах это было….Вот. И какие-то первые воспоминания, которые были в
этой связи.
И.
О. Меня зовут Ирина
Михайловна Ольшанская. Я родилась в поселке Лахта. Который находится,
располагается неподалеку от Лисьего Носа. Это Сестрорецкая железная дорога, до
революции - Приморская железная дорога. И, как вы знаете, до девяностых годов
храм во имя Святого Равноапостольного Великого князя Владимира в Лисьем Носу
был единственным действующим по всей Сестрорецкой дороге. И мои родные, прежде
всего, бабушка и дедушка, были прихожанами этого храма.
Поэтому на слуху имя отца Модеста было у меня с самого раннего детства. Но,
постольку, поскольку он сослужил отцу Олегу Бекаревичу, который в ту пору был
настоятелем этого лисеносовского храма.
Самые первые детские впечатления скорей связаны именно с восприятием имени на-
слух, имени необычного для слуха ребенка. В отличии, скажем, от имени отца
Олега. И, надо сказать, что отец Модест воспринимался мною вместе с отцом
Олегом. Вот, нераздельно, поскольку они служили много лет вместе. Сама я в
лисеносовский храм попала в младенчестве, где меня крестили. Действительно, в
самом раннем младенчестве, как положено. И много лет, до первых школьных лет,
регулярно причащали в этом храме бабушка и дедушка. Они были постоянными
прихожанами. Затем был небольшой перерыв в школьные годы. И вновь возвращение в
этот храм уже в университетские, скажем так, годы более поздние.
Но, удивительно, прежде всего, то, что имя отца Модеста, оно, конечно, связано
с именем отца Олега. И не упомянуть об отце Олеге нельзя, потому что, все, кто
приходил в этот храм, не могли не запомнить этого пастыря, который сумел в те
годы создать настоящий крепкий приход.
Это было удивительно, потому что….Позволите несколько
слов об отце Олеге, потому что отец Модест был, действительно, его ближайшим
сослужителем и человеком, единодушным во всем.
Вот
эта атмосфера лисеносовского храма, строгая, благоговейная, можно сказать,
высокая, она несла в себе традиции дореволюционной церковной жизни. И, когда
отец Олег скончался, все прихожане во время отпевания, во время прощания
говорили, думали именно об этом. Он восстановил практически церковную жизнь, он
там с пятидесятых годов в этом храме служил, как и отец Модест.
То есть, вот все эти годы, шестидесятые, семидесятые отец Модест на некоторое
время уходил служить по…, естественно, по благословению в Лавру, в
Князь-Владимирский собор. Отец Олег Декаревич бессменно был в Лисьем Носу. Но,
туда же, вот отец Модест и вернулся как в свой родной храм. Причем
интересно, что он даже раньше отца Олега был назначен в Лисий Нос.
Он – в пятьдесят втором, отец Олег – в пятьдесят
четвертом.
И….я сказала о том, что эти два батюшки, они неразрывно связаны друг с другом и
неразрывно связаны с храмом. Вот это самое главное, потому что для них,
действительно, вот сейчас мы уже говорим вместе, потому что они оба уже отошли
ко Господу. Для них, действительно, храм – это и место служения, и дом. И дом
родной, и дом Божий.
Вот это удивительный пример нынешнего времени. Пример такого церковного
глубокого исполнения своего долга. Первые впечатления, опять же, уже такие,
может быть, зрительные, скажем так, и более осознанные связаны были с тем, что,
когда моя бабушка уже заболела, и самой ей было уже после кончины дедушки, ей
было трудно приезжать в храм.
Так вот состоялось как бы мое возвращение уже в Лисий Нос. Хотя, мы жили уже в
городе. Бабушка, по-прежнему, в Лахте. Я просто ее сопровождала туда, в Лисий
Нос. И мне это было всегда очень радостно. Потому что, приходя в храм, бабушка
становилась ребенком. И вот это свойство было всех старых прихожан. Я видела,
как они себя вели в храме. Как им было присуще вот то естественное послушание,
которое в них было с детства воспитано, кажется, ну просто с молоком матери.
Послушание
именно детское. Все время смотрела, потому что я не проходила вперед. Бабушка
стояла и смотрела вот на этих старых прихожан, и было ощущение …вот…детей.
Детей, которые пришли к своему отцу. И к Отцу Небесному, и к отцу священнику. И
бабушка всегда с дедушкой мне рассказывали, даже в ту пору, когда я не ходила.
Уже в школьные годы там был такой перерыв, как я сказала. Они всегда
рассказывали дома о том, какие у них замечательные священники.
Отец Олег…. Рассказывали все, как отец Олег ездил на конференции миротворческие
в Москву. Он приезжал и всегда своим прихожанам рассказывал, что происходит.
Рассказывали о том, как отец Олег ушел в отпуск и остался отец Модест вместо
него. Рассказывали, никоим образом не агитируя меня и не призывая идти с
ними на службу. Но, рассказывая о том, а как много у них в храме молодежи
(смеется) и какие все хорошие…
И, вот эта любовь, которую я чувствовала от бабушки и дедушки к своим
священникам, она перешла ко всей нашей семье. Но еще впечатления тоже детские.
Тогда, до определенного времени, как вы знаете, до середины шестидесятых годов,
до хрущевского практически времени, атмосфера была более свободная в церковной
жизни. И отцы – и отец Олег, и отец Модест - ходили по домам своих прихожан и
освящали дома. И вот это ощущение праздника, когда батюшки приходили домой, я
сейчас не могу сказать…. Я думаю, что и отец Олег и отец Модест приходили,
потому что я еще была маленькой, и для меня это был именно священник.
Я могу сравнить по ощущению детскому,…это вот…так было у меня, у ребенка
впечатление, что это как в Новый Год, как Дед Мороз пришел. Потому что красивое
облачение, потому что дома все готовятся, потому что потом трапеза. И, вот эта
радость общая, и не только, поскольку Лахта – это поселок, то все друг друга
знают. Знают, что он пойдет в другой дом, все его ждут. И уже прошли многие
годы когда, и бабушки уже не стало, и дедушки, и я снимала, мы с мужем уже
снимали дачу в Ольгино. Первая же наша хозяйка сразу же вспомнила отца Олега,
который приходил к ним освящать дом в Ольгино. То есть, эта память не ушла из
этих мест, но еще и, конечно, потому, что это именно поселок, и там такой уклад
более традиционный, более открытый.
И люди, действительно, наверное, делятся друг с другом вот этой радостью до сих
пор. И мы себя считали, наша семья себя считала от бабушки и дедушки прихожанами
лисеносовской церкви и, прежде всего, прихожанами отца Олега. Так у бабушки
было, так у дедушки и так ко мне перешло. Поэтому, когда я просила
благословения на замужество, я пришла к отцу Олегу. Отец Олег…и какие-то важные
вопросы в семье, связанные с моей мамой, с ее болезнью, тоже решал. То есть,
хотя постоянной прихожанкой я не была, но вот за такими, за решением таких
важных вопросов всегда приезжала к нему. Это было особой радостью приехать в
лисеносовский храм и увидеть…вот вы знаете, что самое важное, достаточно было
их увидеть отца Олега и отца Модеста.
Разговоров
каких-то длительных, долгих не было. Достаточно было услышать одно слово.
Достаточно было.…Это было настолько сущностно, глубоко, правдиво. Это была истина.
Вот, в их служении для меня (ну это я так сейчас формулирую уже спустя годы, но
я это поняла) было просто проявление того, каким должен быть священник. Я
другого не знала, не ожидала, потому что это было… была строгость во
всем, это было благоговение во всем, это была искренность во всем. И.… Вот
таким должен быть священник.
Подходишь к кресту, батюшка что-то скажет, и это на долгие годы. С чем-то
приходишь с одним вопросом, он скажет что-то другое, и это тоже на долгие годы.
Это касается и отца Олега, и отца Модеста. Но вначале отец Олег, как я уже
сказала, это в семье было так. И, когда я пришла за благословлением на
замужество, именно отец Олег благословил. Затем благословил и моего супруга,
который приехал из другого города. И он должен был нас венчать. И вот в день
венчания мы пришли и …. Отец Олег одетый, убегает куда-то. Я, естественно, была
обескуражена. А его вызвали причащать умирающего. И он сказал: ”Придет Модест,
будет венчать”.
Я была обескуражена, но это нисколько не огорчило, потому что, повторяю, они
были вместе для меня. И, более того, я, естественно, уже в ту пору, бывая в
лисеносовском храме, всегда наблюдала их отношения друг с другом. Отец Модест
всегда был (ну это мои впечатления) очень благоговейным сослужителем отца
Олега. Он относился к отцу Олегу, действительно, как к настоятелю. Он….Вот это
послушание было в нем, и этот пример послушания мы тоже видели всегда. И отец
Олег венчал, но они были разные очень батюшки. Отец Модест венчал,
простите. Они были очень разные, и об этом тоже следует сказать. Отец Олег был
действительно настоящим образцом настоятеля. Он видел все, он видел всех,
малейшее нарушение.
И вот эта атмосфера в лисеносовском храме, в храме Лисьего Носа, где знаешь,
что стоят иконы. Стоят, потому что это киоты. Иконы в киотах дореволюционных,
когда приезжали в шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы и видели, что
на них уцелели крест и держава, то это было удивительно. Это, во многом,
было благодаря отцу Олегу. Отец Олег рассказывал перед смертью, что ему, как
настоятелю, приходилось добиваться разрешения уполномоченного на все, вплоть до
того, чтобы покрасить крылечко.
А храм всегда сиял. Он был всегда отремонтирован. Отремонтирован и отмыт.
Прихожане отмывали перед праздниками, на Троицу, на Пасху эти деревянные стены,
потому что денег покрасить порой и не было – откуда они. Но он всегда был очень
чистый, он всегда был в белых рушничках, вышитых дореволюционных. Там, когда
видели какие-то приспособления – свечечку тушить – это все оставалось и
передавалось из поколения в поколение.
А отец Модест был очень тихим. И уже позднее, узнав о значении лексическом его
имени, - скромный, мы поняли с мужем, что вот пример того, как имя воплощается
в облике, в судьбе человека, потому что…И еще один пример, как по-разному
дается каждому дар священнический. Вот у отца Олега один дар – проповедник,
наставник, ведущий за собой. А у отца Модеста другой дар, который проявился вот
в этой скромности и в этом удивительном смирении. Которое раскрылось для меня,
скажем, позднее – суть его священнического служения и суть его
руководства.
Вот, я не случайно сказала, что вот так Господь распорядился, что венчал нас
отец Модест. И я этому очень рада, потому что неожиданной для всех была смерть
отца Олега в начале девяностых годов. И… ну, он был человеком, отслужившим на
войне. Он был танкистом, он был контужен на войне. И не раз из алтаря его
увозили с сердечным приступом, с инфарктом. Он был очень мужественным человеком
и умер на Вознесение, в среду на отдание Пасхи, вернувшись из больницы. И умер
у себя, вот рядом он жил там, около храма в своем домике.
А остался отец Модест. И вот, поскольку я говорила об их неразрывности, он, с
одной стороны, как бы продолжил руководство нашей семьей. С другой стороны, ни
я, ни муж не были его духовными чадами. У нас есть духовник. Но, тем не менее,
то, что отец Модест есть в Лисьем Носу, это значит очень много для нас. Мы
знали, что он болел. Мы знали, что ему тяжело с ногами передвигаться. И все
годы после отца Олега, когда мы приезжали в Лисий Нос (а мы снимали дачу в
Ольгино), поэтому летние всегда службы – это Лисий Нос. И вот среди… там
осенью, зимой, весной всегда были рады просто приехать на праздник, увидеть
батюшку, поклониться ему, в храме побывать. Это как домой вернуться.
И очень важно было для меня, что один из этих двух батюшек жив. Вот, поскольку
они были вместе, он был как бы тоже за двоих. И то, что он нас венчал, тоже
было очень важно, потому что вот это руководство уже семейной жизнью он никогда
не оставлял. И очень хорошо помню его главное наставление всегда (и его нельзя
забыть) – берегите друг друга. Особенно это было важно услышать от него, когда
он потерял свою матушку,
и сказал об этом : ” Если бы вы знали, как
тяжело остаться одному. Поворачиваешься, она должна быть – а ее нет”.
И вот эта простота, в соединении с очень глубоким и очень кратким словом, они
очень помогали. И вот, пожалуй, главное, что очень дорого в руководстве отца
Модеста, это то, что он показал пример молитвы. Он, как я могу судить, а
последние годы это можно было видеть, когда он уже не мог служить литургию, но
на каждую воскресную службу, праздничную, когда мог, приходил. А позднее его
привозили в храм. И его присутствие в храме меняло все. Потому что это было
присутствие молитвенника. Он совершал проскомидии, молился. Он исповедовал,
сидя на стульчике. Молился. Он выходил обязательно на молебен, сидел на
стульчике, и перед ним на отдельном столике была гора записок, поминальных
книжечек, молился.
И вот в эти годы, в последние, было очень важно видеть его. Потому что ты
видел, как человека молитва держит. Потому что его немощи, действительно, были
большими, но видеть и слышать то, что нам позволено было слышать. Потому что,
передвигаясь с трудом, когда батюшку либо выводили из храма, помогали выйти из
храма, поддерживали его, либо ты сам подходил под благословение, или что-то
сказать или что-то услышать от батюшки. Прежде всего, я слышала одно – еле
идет, с палочкой, его поддерживают, и каждый шаг сопровождается – “слава Тебе
Боже, слава Тебе Боже, слава Тебе Боже”.
Вот
это был такой, может быть, самый главный урок молитвы, что прежде всего
требуется в молитве. И….”Господи помоги. Господи помилуй”. Видимо, молитва
никогда не оставляла его, и он никогда не оставлял молитву. И второе, что
вот в последние годы, действительно, он являл собой такой лик священника.
Он в старости был очень благообразен, очень красив. И, я думаю, что это не было
грехом, всегда хотелось его видеть. Потому что такое лицо, в котором молитва
уже закрепилась, скажем так. Тем более, что в последние годы мы узнали, что
пережил батюшка. Что он был из глубоко верующей церковной семьи, и, конечно,
вот это потомственное предстояние Богу в молитве наложило свой отпечаток на его
внешний облик.
И еще такой, может быть, урок….. не урок, а наставление
батюшки…. Вот в самых тяжелых немощах он всегда стремился в храм. Он жил
в Лисьем Носу, даже, когда вот дойти ему было трудно… вот это пример, вот с
самого начала я говорила, служения и любви к храму Божьему. Он представлял свою
жизнь только в службе, в служении в храме, в молитве.
Вот два, пожалуй, таких для меня главных ну, на сегодняшний момент, скажем так,
урока и итога и какого-то опыта, вот, скорее, так опыта. Не итога, конечно, а
именно опыта общения с таким священником – это молитва, пример молитвы и любовь
к храму. Все это, как я уже сказала, растворено в величайшем таком смирении,
тишине. И вот эта тишина, которая всегда сопровождала все, что делал отец Олег,
она тоже ….отец Модест (не случайно путаю) она тоже очень значима. Потому что
это тишина церковной жизни. Эта тишина столь необходима в душе. И почему так
тянет в этот храм – потому что эта тишина там осталась. И осталась в этом храме
и молитва и отца Олега, и отца Модеста, потому что уже на своем собственном
опыте я знаю, что Господь ну всем дает свои дары, особенно священникам.
У отца Модеста, я по своему опыту могу сказать, был удивительный дар утешения в
скорбях. Он не словами поддерживал, а именно молитвой и своим собственным
примером. Это подтягивало, это давало возможность пережить очень тяжелые вещи.
И, когда я потеряла супруга, именно помощь отца Модеста была огромной. Потому
что он вдруг проявил такую неожиданную даже любовь к усопшему, такую
внимательную любовь, такую какую-то....
Это даже не сострадание. Это сопереживание вместе, разделение скорби. Что,
конечно, за это я очень-очень благодарна батюшке, зная, что в своих молитвах он
и перед престолом Божьим будет продолжать предстоять. И я очень хорошо
запомнила его последний приход а храм. Это было на Рождество. Это было на Рождество
минувшего года, то есть, Рождество 2011 года. Мы незадолго были у батюшки, он
уже не выходил. И так по какому-то оживлению в храме….это Рождество или Пасха…я
должна вспомнить, боюсь перепутать.… Да, все-таки, наверное, Рождество.
Почувствовали как-то, подумали, что, может отец Олег
придет. И его привезли, и он причастился. И это было его последнее… Его
последний приезд и приход в храм.
Нет чувства.…Вот в храме нет чувства ухода отца Модеста из храма. Он,
действительно, остался и в любви людей, потому что на каждой панихиде поминают
его, отца Олега. И……просто его присутствие все время ощущаешь в храме. Слава
Богу. И я хотела бы еще вспомнить эпизод, о котором рассказывал отец Олег, еще,
когда был жив. Ведь храм находится на землях СтенбокФерморов. Это земли,
которые граф СтенбокФермор, и земли, где Ольгино и земли, где Лисий Нос,
застроил, которые ему принадлежали. И храм в Лахте, и храм в Лисьем Носу был
построен его иждивением. А храм в Лисьем Носу был посвящен и построен, задуман
к трехсотлетию дома Романовых. И вот на киотах икон, о которых я говорила, как
раз 1613 – 1913, вот эти даты.
Он был заложен и должен быть освящен в тринадцатом году, но освящен был в
семнадцатом, в июле семнадцатого года на Князя Владимира. И в девяностые годы в
Лахту, в Ольгино приезжал наследник СтенбокФерморов, вывезенный маленьким
мальчиком в революцию во Францию. Ему показали разоренный лахтинский храм, и,
когда он пришел в Лисий Нос, в лисеносовский храм, отец Олег сказал, что он
заплакал и спросил: “Как вам удалось сохранить эту жемчужину?” Вот, эти слова
вспоминаются, потому что этот храм Божий, конечно, был вымолен и сохранен
благодаря и таким священникам, вот о которых я немного рассказала.
------
Д.М.
Мне хотелось спросить в деталях, таких вот, которые обычно спрашивают про
священника. Вот, отношения с духовными чадами какие-то, которые…. Может быть,
запомнились эпизоды встречи с ними. Отношение к людям, которые приходят в
церковь. Это уже меня интересует, потому что я сам так попал в этот храм.
Поэтому у меня, конечно, есть самому, что вспомнить. Но, может быть, и на Вашей
памяти были люди, которые тоже приходили к нему и получали так путевку в
церковную жизнь. Вот, как бы…
Если
такие люди на памяти есть и какие-то эпизоды есть, напомните.
И.О.
Да, видите, может быть….
Д.М.
В те годы это было как раз очень сложно, вот как раз…..
И.О.
Это было очень сложно, да. Но,….может быть, я здесь меньше знаю, поскольку
здесь…..мои приходы все-таки уже в последние годы не были постоянными. И мы
приезжали с мужем просто порой на службу. Но, такой пример есть у меня.
Это крестник мужа, который практически….Не практически, он крестился в Лисьем
Носу, крестил его отец Модест взрослым уже человеком. И, собственно говоря, как
встречал отец Модест и отец Олег, это …можно ответить очень просто, по крайней мере,
вот то, что я могу
сказать.
Он всегда встречал человека, приходящего в церковь, очень ответственно. Это
касается крещения. Он крестил нашего…..вот, человека, о котором я говорю… Это
была ответственность в каком плане…. Это было сочетание, но это касалось всего,
строгости и заботы. То есть, он сразу же…. Не было равнодушия. Не было потока.
Не было….ну, равнодушия….. привычки не было. То есть, было ощущение, что этот
человек для него в этот момент единственный.
Но он был очень строг. Отец Модест тоже. Я просто присутствовала при разговоре
предварительном. Это не была исповедь, поэтому я присутствовала. Притом, что….
Он не был…как можно подумать из моего рассказа предварительного… он не был
ласково-предупредителен. Вот этого не было. Он не был уступчив. Он был,
наоборот, в том, что он говорил людям, был очень высокий уровень. И вот это
сейчас (человек, о котором я говорю, он живет далеко, в Новосибирске) до сих
пор держит. То есть, у него свое… Он приезжает крайне редко в Петербург, но
отца Модеста всегда помнит. И этот уровень старается держать. То есть, этот
уровень вот того настоящего, что было в них, внутри, они пытались передать тем
людям, которые к ним приходили.
Не было, скажем так, снисходительности к грехам. К немощи – да, естественно.
Но, это было еще и приучение к строгому отношению к себе. Не было
попустительства – ну ладно, сегодня так. Никаких таких вещей не было. Все
должно быть для Бога сделано по максимуму. Вот, так у меня осталось в памяти. И
это касается не только взрослого человека, но и детей, которых при мне крестил
отец Модест. Он с ними разговаривал очень…. С детьми, естественно, ласково и
по-доброму, и любвеобильно, но
очень
строго. Вот эта строгость, которую я очень ценю в нем, духовная строгость, она
запомнилась мне.
Д.М.
Он рассказывал что-нибудь, или, может быть, Вы слышали о своих духовных корнях,
духовных отцах и той традиции духовной, которая и питала вот его отношение и
формировала облик?
И.О.
Вы знаете, чтобы здесь не… просто не переврать имена, я должна обратиться к его
непосредственному интервью, потому что он называл… Ну, первое, что я могу
сказать, его, естественно, духовные учителя в академии. Потому, что он
после войны закончил здесь семинарию, а после некоторого перерыва академию. И
всех вспоминал с благодарностью своих учителей.
Но, конечно, он родился в Вышнем Волочке. И для него, насколько я понимаю,
насколько я знаю, но здесь мои знания очень ограниченны…. Насколько я знаю, для
него примером духовной жизни был пример его семьи. И его…. Пример веры. Он
очень любил свою семью, свою маму и своего отца. И мама, которая погибла в
лагере. И отец, который тоже прошел лагерь. И, вернувшись из лагеря, поступил в
семинарию или академию (это надо уточнить). Вот пример их верности, их
служения, их стойкости, как мне кажется, был для отца Модеста очень важен. Но
об этом, наверное, больше вот его родные знают.
Д.М.
Они пострадали в годы сталинских репрессий?
И.О.
Да, они пострадали, потому что на квартире родителей отца Модеста были, по
благословению священника либо архиерея (надо уточнять), были тайные
богослужения в Вышнем Волочке.
Д.М.
То есть, они были активными прихожанами?
И.О.
Да, конечно. Да, да. То есть это вот я и говорю, что это традиция, это
чувствовалось всегда, непрекращающаяся традиция церковной приходской
жизни. Вот.
Д.М.
И отец его стал….
И.О.
Отец его священником не стал. Он закончил академию, но….. насколько я
помню, он был дьяконом.
Д.М.
Там, в Волочке?
И.О.
Надо уточнить. Я не буду здесь неточные сведения приводить. Просто…
Д.М.
А какие-то вот духовные….Знаете, вот, когда люди живут этой жизнью, их не так
много, они все оказываются как-то связаны, знакомы. И часто бывает так, что
очень далеко живущие духовные люди, такие, притягивающие к себе личности, как
отец Николай Гурьянов там, они на очень широкий круг людей пространственно и
количественно оказывают какое-то влияние. Не было ли таких встреч, о которых
рассказывал сам батюшка, в его жизни? И каких-то таких влияний, ниточек таких?
Вот, с современниками (я имею в виду тех, кого мы можем еще как-то узнать).
И.О.
Тут я должна сказать, что я не была настолько близка вот с батюшкой, чтобы услышать
такие рассказы. А второе, что….он был настолько скромен, что вот…. В наших
отношениях он…. Я, действительно…. Мы с мужем вот ограничивались церковным
таким общением. И таких разговоров не было просто в силу того, что есть,
наверное, люди более близкие, которые знают об этом.
Д.
М. А с поселковыми…. Вот Лисий Нос это все-таки большой
поселок, но все-таки это такая большая деревня. И, наверное, какие-то
были…. Знаете, вот в деревнях бывают престолы. Вот какие-то собрания такие,
неформальные, когда батюшка может с прихожанами общаться. Вот какие-то такие
формы общения с местными людьми, где он жил, они были?
И.О.
Наверное, были, но вот я в Лисьем Носу не жила. Поэтому да, это надо говорить с
жителями Лисьего Носа. Наверняка были. Очень теплые, потому что там люди очень
близки друг другу. Я думаю, что да. Это в Лисьем Носу надо спрашивать.
Д.М.
Вот, и были какие-то его воспитанники или чада духовные или близкие люди,
которые тоже, в общем, понесли дальше этот импульс? Я вообще не говорю –прославились
- но просто, как тебе сказать, нам известны как ныне вот служащие пастыри или
какие-то активные миряне?
И.О.
Наверняка есть, опять же, это надо говорить ближе и больше с церковными
служителями. Например, в Лисьем Носу служит отец Димитрий, не настоятель,
а молодой батюшка отец Димитрий, который начинал в Лисьем Носу с алтарника…
Д.М.
Вырос.
И.О.
Да, да, да. И, насколько я понимаю, и он об этом говорил однажды на Дне Ангела
отца Модеста тридцать первого декабря, что первые свои шаги в церковной жизни
он сделал благодаря отцу Модесту. И, конечно, такие люди есть. Но, как мне
представляется, в силу того, о чем я говорила, вот такой тишины и смирения
батюшки. Это все не на виду. Вообще, все, что касается таких, вроде бы,
привычных вопросов – о продолжении традиции, о влиянии – вот это все…. В данном
случае, вот это же у каждого по-разному. Мне кажется, и у отца Модеста
это тоже… каждый раз очень сокровенно. Я уверена, что таких людей очень много.
Но они тоже, как отец Модест, не на виду. Это тоже такая духовная традиция. Это
та глубина и тишина, которая остается в сердце. Я уверена, что….
Вот об этом говорил благочинный округа отец Ипполит во время отпевания. Что
отец Модест…. И он сказал, что это редчайший пример, полностью исполнил
значение своего имени, о чем я говорила. Вот он был смиренный. Он был скромный.
И вот это мне кажется, что вот в этом его главный пример для и прихожан…. От
имени….ну вот, я могу говорить только как в силу своих обстоятельств, как
прихожанка, не близкая и не духовное чадо. А для священнослужителей…..я думаю,
что для очень и очень многих, кто служил в Лисьем Носу. Вот на отпевании был
отец Михаил Преображенский, который служил там дьяконом. Который
наверняка тоже может вспомнить о батюшке. Долгие годы служил в Лисьем Носу
будущий отец Олег Нецветаев, который служит сейчас в Козьей Горе, в храме на
Козьей Горе, это дальняя точка нашей епархии. И который тоже был на отпевании,
и который много служил и помогал в Лисьем Носу, и начинал как священник в
Лисьем Носу. Но это каждый из священников, наверное, есть свое там, особое, я
так думаю, влияние отца Модеста.
Д.М.
Вот. Поскольку вы были уже людьми, начинающими семейную жизнь, благословлялись
им, приезжали…. Вот как-то отец Святейший Патриарх Алексий сказал удивительную
фразу, что, если не научатся православные люди создавать семьи, иссякнет
православная церковь. То есть, он видел в этом какой-то корень. Ну, в те годы,
когда все восстанавливалось, понятно, что ему было (неясно), понятно. Если
возникает такая вот грибница, такая вот диаспора церковная, тогда все в
порядке. А, если нет? И вот поэтому какие-то, наверное, крошечные, может быть,
то, что можно рассказать. Какие-то вот его взгляды, которые проявлялись в благословениях,
в каких-то советах или, наоборот, в каких-то наущениях, как молиться. Потому
что семейная жизнь изобилует трудностями, искушениями. Вот эти крошечные вещи
иногда, бывает, запоминаются. Если это не противоречит Вашим….
И.О.
Нет, вот я….Я, самое главное…. Вы знаете, что опять…. Вот я думаю, что в нашем
разговоре проявляется то, что мне важнее всего было сказать. Что отец Модест
был очень немногословен, и достаточно было очень кратких его слов. И то, что
самое главное, то, что запомнилось, это то, о чем я сказала : “ Берегите друг
друга”. Это ощущение важности каждого мгновенья. И еще. То, что он повторял и
не только нам, насколько я знаю, - “смиренным дается благодать, а гордым бог
противится”. Ничего вот, скажем так, вот, с точки зрения внешней, особенного он
не говорил. Но вот в этих словах, которые звучат, и мы слышим их постоянно,
была действенная сила. И это было не наставление, которое пролетает мимо ушей,
а это прямо влагалось в душу. И ты учился это делать. Учился….главное, чему он
учил в семейной жизни, жить для другого. Жертве.
И, может быть, мне в этом отношении…. Нам с супругом было легче, потому что за этим
был и пример того же отца Модеста, и опыт семейной жизни, такой хорошей семьи и
у меня, и у супруга. Поэтому как бы ничего особенного кроме этого, но для меня
это очень важно.
Д.М.
Матушка его как-то была участницей этой жизни видимой…
И.О.
Вы знаете, тоже самое могу сказать, никакой видимой проявляющей, вот такой, не
было. Я узнала о том, что это матушка, совершенно случайно. Вот она была в
храме, и просто я узнала, что это матушка. Но, опять же. Вот, с одной стороны,
это особенность и скромность отца Модеста. С другой стороны…. Вы знаете тут еще
что, вот то, что тоже….Я, когда сказала, что был крепкий приход, но все-таки
немножко…мой взгляд со стороны…. Я не была вот-таки полноправным членом
прихода. Скорее, немножко расстояние это было – от жизни внутренней прихода…
----------
И.О.
Это было очень важно, что прихожане тех лет, преданные (не о себе говорю, это
мой взгляд тоже немножечко со стороны) преданные храму и своим духовникам, они
всегда сохраняли, и для меня это великое благо, вот, сохранили некую дистанцию
между собой и священником. Не было не то что там панибратства, не было…. Вот,
Вы спрашиваете, там батюшка вспоминал моменты какого-то общения обычного, они
были столь редки, что и запоминались так надолго.
Не
было внешней простоты в общении. Была глубина и была строгость. Вот эта строгость
тоже. Для меня, например, очень важно….. Но, опять же, повторяю это связано с
тем, что я не была в полном смысле этого слова духовным чадом.
Д.М.
И последний вопрос. О чем он больше всего любил говорить на проповеди? У
каждого священника есть какая-то тема, которую он вольно или невольно избирает
и в Евангелии, и в каких-то….в календаре церковном. И она все равно проходит
красной нитью. У одного – одна, у второго – другая, но она есть. Вот, может
быть, какая-то такая же тема была и у него?
И.О.
Я помню очень хорошо проповеди отца Олега. Он был проповедник. И, может быть,
самое главное, его мысль в проповедях – когда же безбожный Лисий Нос придет в
церковь!?
Д.М.
Такой миссионерский запал.
И.О.
Да, да, да. И отец Модест в годы жизни отца Олега очень редко говорил. И я Вам
честно скажу, что я почти не помню проповеди отца Модеста. И вот если это….
Вот, вся жизнь его была проповедью. Вот какое-то слово, поздравление с
праздником, благодарение (когда День Ангела, его поздравляли) – это тихое
слово. Как я начала с того, что они были разные и они были едины. Это вот
секрет этого храма. Так и в проповеди тоже. Ничего яркого, ничего
запоминающегося, вот, о чем можно было бы рассказать. Все в душе осталось. И,
главное, любовь, забота, попечение. Но не в каких-то ярких словах. В молитве,
наверное. Поэтому я не могу вот сказать основной темы. Основная тема….
Все-таки, наверное, была основная тема.
Это
слово Божие. Все-таки я бы так определила. Это.… Если батюшка говорил, он
говорил о евангельском звучащем слове сегодня. Мне кажется, что вот это было
главным для него, и оно становилось главным на каждой службе и во время каждой
встречи.
Д.М.
Я имел в виду такой подтекст вопроса. Если у тебя в жизни есть такая боль… Я
встречался с Мемориалом, очень часто люди пошли туда, если мать, отец погибли в
лагерях….
И.О.
Нет. Не было. И вообще, это все сокровенно было.
Д.М.
То есть, акцентов на новомучеников каких-то…
И.О.
Нет, нет, нет. Он был, внутренний акцент. То есть, вот для меня еще, что очень
дорого в отце Модесте, это, действительно, был дан….. Наверное, годы сказались.
Священник старой закалки, который вообще мало говорил. Действительно, это так.
Это все….
Д.М.
Потому что следили.
И.О.
Вы знаете как….
Д.М.
Там были какие-то стукачи, которые докладывали, естественно, что он говорит.
И.О.
Ну, вот отец Олег об этом говорил. Конечно, отец Олег был проповедник. Он
говорил, он ничего не боялся. Но, я не скажу, что это оттого, что вот … Отец
Модест мало говорил оттого, что следили.
Д.М.
Да следили то за всеми…
И.О.
Это понятно. Я просто вот…как бы чтобы понять его характер. Я подчеркиваю это.
Он мало говорил, потому что он…. Ну вот он такой был. Даже, если…
Д.М.
То есть, не от страха, а просто…
И.О.
Нет. От сокровенности. От того, что это его. Это не может быть ….
Д.М.
Это понятно. Выговорено.…Понял. Вы знаете, я думаю, что вопросов можно
поставить много. Но я сначала подумаю и потом, действительно, может быть, мы,
еще пройдя круг, почему-то (нечетко)…. Если Вам вспомнится что-то, Вы берите на
карандаш, и я готов еще раз записать.
В
принципе, вы можете сами взять диктофон, мне переслать по интернету. Записать
то, что еще посчитаете нужным добавить сюда. Вот. Я буду счастлив, если вот
такой…
И.О.
Простите. Но я, действительно, сразу определила, что ….
Д.М.
Да. Спасибо, что сколько есть.
И.О.
Поскольку расстояние все-таки такое довольно….Это очень личное, внутреннее.
Д.М.
А приход-то большой был вообще? Вот, когда он говорил про‘’безбожный Лисий
Нос..”
И.О.
При отце Олеге был очень большой приход, потому что… Еще раз говорю, храм был
единственный, и те, кто ходил, ходили (неясно) по-настоящему. То есть, это
люди, которые…вели настоящую церковную жизнь. То есть, это праздники, субботы….
Достаточно сказать, что по праздникам и воскресным дням в Лисьем Носу было две
литургии, ранняя и поздняя. Вот. Да, отец Олег всегда вот обрушивался с такими
проповедями ‘’безбожный Лисий Нос”, потому что…. Ну, это уже было скорее в восьмидесятые
годы, потому что все равно за счет вот поселков окружающих. Вплоть до
Сестрорецка ведь не было храмов нигде, включая Сестрорецк. А сами-то жители
Лисьего Носа далеко не все, конечно, ходили в храм. Особенно летом, когда эти
огороды, эти сады…. Это вот вечная печаль священников, когда люди остаются у
себя дома.
Д.М.
Зато приезжают дачники.
И.О.
Да, да, да. Поэтому я помню службы и великопостные, и праздничные. Конечно,
храм был полный.
Д.М.
Хорошо. Спасибо огромное. Вот и надеюсь, что мы еще повстречаемся.… Во-первых,
я Вам пришлю расшифровку отредактировать. А, во-вторых, если что-то будет
возникать, буду рад еще это записать. Или, если Вы запишите сами, то получить и
расшифровать. Так что…
И.О.
Спасибо огромное. Простите, что не все, может быть, так, как Вы хотели….
Д.М.
Не, ну знаете, я хотел, чтобы было. А уж как оно было… Слава Богу, что оно
есть.
35173
Комментариев нет:
Отправить комментарий