четверг, 12 июля 2012 г.

В01 - МАЙ 2012 --- ВВ-08

В01 - МАЙ 2012 --- ВВ-08

РАСШИФРОВКА ПОСТУПИЛА: 22 июня 2012 г., 21:17


(00.02)ОБ: Ну Ольги-то Сергеевнина она, могилка, она соблюдается. Ну вот упал сук большой, погнуло крест. Но крест-то хороший, ну немного у основания выправили. А чего отец Виталий деревянный поставил теперь? Не знаю.
(00.16)ДМ: Ольга Борисовна, так получается, что вот их брак состоялся как вот полагалось раньше, по благословению, не по их воле, а по благословению их родителей, да?
(00.27)ОБ: Да. А родителей не было – у всех монашки. У нас монашка, там монашка – и все.
(00.33)ДМ: Вот. И они просто рассудили, что это будет хорошо.
(00.36)М: Наверное, конечно.
(00.38)ДМ: То есть когда говорили об этом браке что-то, вот, что это будет оптимально там, или это вымолили как-то или там Господь указал им как-то. То есть это было Божье указание, или это был какой-то произвол? Как вы считаете?
(00.57)ОБ: Ой, не знаю.
(00.58)М: Найти-то как вот. Где найдешь, встретишь? (неразб) тут и нашли девушку хорошую.
(01.02)ДМ: Нет, ну как встретишь? Девушек много было хороших. Для мужчины после войны жениться было не проблема. Поэтому это уже вопрос другой: что женили на этой девушке. Вот я хотел вот спросить, как рассуждали раньше об этом. В наше время это очень важно. Как они рассуждали, вот когда они их...
(01.21)ОБ: Откуда я знаю? Я вышла вперед, он дальше пошел в академию учиться. А я уехала. Целый год прошел после того.
(01.24)ДМ: Ну да. Просто они ж что-то говорили потом об этом.
(01.29)ОБ: Меня и на свадьбу не вызвали. Не сообщили ничего. Вот только узнала письмо (неразб). потом уже в Котлы... Его назначали сначала в Котлы
(01.41)ДМ: В Котлы?
(01.42)ОБ: Да. А потом назначили в этом, в Красное Село. А моего, нас перевели с Гвоздно в Котлы. Вот, мы в Котлы... Там очень было плохо. Там ж не знаю, где... и там и жить негде было. Мы приехали, он помалкивает. Свалили все под колокольню, крысы все наше добро разъели.
(02.03)ДМ: Так а до свадьбы они что не были знакомы вообще между собой, не дружили, ничего?
(02.07)ОБ: Кто?
(02.08)ДМ: До свадьбы они не дружили, не были знакомы, вот отец Модест и его будущая жена?
(02.14)М: Не видели друг друга даже, да?
(02.16)ДМ: Вообще не дружили?
(02.22)ОБ: Она бывала в храме, я помню, такая девочка стояла. У нее такая сумочка вся с бисером. Волосы у нее такие мягкие, косички мягкие. У меня вот без ленточки расплетутся – прямой волос, а у нее слегка вьющиеся волосы, мягкие. Вот она в церкви стоит такая курносенькая, ну вот. Ну я даже не знакома была, но я знала, что эта девочка у Грибкиной воспитанница. Но мы не были знакомы.
(03.01)ДМ: И оба молодых человека согласились с таким решением? То есть на них надавили, они просто так по жизни шли, что они соглашались с решением своих наставников духовных?
(03.17)М: Благословили, повенчались.
(03.18)Вот отец Федор говорил, когда я вас всех перевенчаю? Сам умер. Уже венчали... Меня этот Дюков венчал, Василий Дюков, сюда приехал настоятелем. По-моему через год он еще тут был, и Модеста по-моему он венчал. Вот, настоятель. Но его потом сделали когда Великолуцкую епархию, отобрали из Тверской и Псковской, сделали Великолуцкую эту область, но она недолго просуществовала. Также как там же и епархия эта Великолуцкая. А потом тогда все присоединили ко Псковской. Вот почему попали вот отец Сергий попал туда. Он же был тут тоже вот нашей епархии.
(04.07)ДМ: А впоследствии также монахини активно влияли на их семейную жизнь?
(04.12)ОБ: Ну, она, Параскева Яковлевна говорила, я хочу, чтобы на доме моей Лиды была Малышев фамилия, что дом Малышевых, вот. Я помню, она говорила. Она почему-то считала моих родителей, хотя... ну религиозная семья. Так что вот она хотела, чтобы Модест взял ее.
(04.42)ДМ: Но я так понимаю, что...
(04.43)ОБ: А Ольга Сергеевна одно время у нее жила там, на вышке на ее, на верхотуре.
(04.49)ДМ: Семья сложилась? То есть они как бы жили-то счастливо?
(04.54)ОБ: Ой, Господи.
(04.55)ДМ: Или просто...
(04.56)М: Это надо их спросить.
(04.57)ОБ: С детьми-то вот у них все, болезненные.
(05.00)М: Трое деток вот.
(05.01)ОБ: Не знаю. Модест и Лида...
(05.06)М: Как петушок, все ухаживал, все помогал матушке Лиде
(05.09)ОБ: Да все он делал. Он работяга, я не знаю какой. Он вот болел когда, пятнадцатилетний в больнице лежал, болел, он слабенький, в 7-ом классе 2 года пробыл, но он сделал турник там, вот у нас на дворе. Эту он нашел эту, металлическую трубку, приделал к стене, столб вкопал, и вот этот, турник. Подпрыгивал, кувыркался, подтягивался, вот разрабатывал мускулатуру. А я прыгну и не прыгнуть, руки слабые, никак ничего, так я... Он высоковато сделал, что надо подпрыгивать. Если бы вот там низко, я, может я бы научилась кувыркаться. Мы же там сироты, мы пилили дрова двуручкой, кололи. Он вот и с детства у него уже пошла грыжа вылезать, вот. тогда уже, Моденька, не коли дрова больше, не надо. Но как-то она убралась, а потом она впоследствии его мучила, он и бандаж носил паховый. Потом оперировали ему эту грыжу. Вот это, много болезней перенес. Ну вот такая судьба тоже уж как... Божья воля, Божья воля. Под покровительство и водительство Божией Матери и Толгской вот, я считаю, наш папа-то был, под покровительством находился. А там дальше сам, как его вело все это дело. Не убежал. Ему трудно было в город-то ездить, в 5 утра вставать, да вот ехать в холодных электричках. Не позавидуешь. Да, далеко.
(07.08)М: К 7 утра в Александро-Невскую лавру из Лисьего носа тоже зимой, осенью, в любую погоду.
(07.14)ОБ: В Лавру, потом во Владимирский собор, потом все... Вот и дома-то ему уже некогда. А домой приедет: делай, делай, то делай, се делай. Она любила это огород, сад вот это. Как она на агронома училася, и вот она так это все любила тоже. Чтоб свое было все. А у них низина там.
(07.29)М: Ну, в выходной там. Дом строил, и как все успевал. У них сначала времянка была. потом дом строили. Все построили и баню в доме сделали – умерли. Надо же.
(07.45)ОБ: Низина. Они там разные..., и Валя там сейчас проводит эти всякие дренажи. Я там провалилась один раз ногой прямо. Сижу: Валя, вытаскивай, я не могу вылезти. Наступала на эту крышку, собирала смороду. Наступала, 3 раза наступала. А потом другим днем, как вот резко туда шагнула, крышка сдвинулась, и я туда ногой. Прямо по колено, а там вода. Ой. я говорю, чего это у тебя такое? У них какой-то там дренаж, там какое-то ведро вставлено и крышкой накрыто. А крышка – вот в обрез, в обрез по этой трубе-то какая-то. Крышка белая эмалированная.
(07.46)М: Время пожить бы, пожить на старости, кажется, и в баньке помыться - удобство.
(08.31)ДМ: А жена училась на агронома, да?
(08.34)ОБ: Да, она вот тут вот Валентиновка училася. Там это садоводческая... выращивали клубнику, вот.
(08.44)ДМ: Это здесь у вас училась?
(08.45)ОБ: Да, Ульяновка... Ульяновка? Ульяновка. Не Валентиновка, а Ульяновка.
(08.48)ДМ: Село такое? Это село?
(08.52)М: Какое-то местечко.
(08.54)ОБ: Да, да. ну вот она училась (неразб). а потом вот кончила, ее отправили в эту... в яблоневые сады, где прямо сплошь яблоки вот туда к яблокам.
(09.08)М: Она там научилась, наверное, прививать яблони, да?
(09.10)ОБ: Да. Опрыскивают, собирают там, вредители. Ой, не знаю, выпиливают там чего-то... не знаю, чего она там. Сколько она там была, я даже не знаю. Сколько она там работала. Ну и вот. И вот она приехала, когда вот они уже тут в Лисьем носу жили. Маленький Саша родился, а потом Валя. Вот, Саша после моего Коли родился, Валя после моей Маши родился. Потом у меня третий – Павлик, а у нее уже не было, тут перерыв, а потом вот мой четвертый вместе с Любочкой родились. Мой 9-го августа родился, а Любочка 10 августа родилась малышка.
(09.50)ДМ: То есть она сама не думала ни о монашестве, ни о жене священника. Это вот для нее было такое испытание, да? То, что так благословили, и она стала матушкой? Она не готовила себя к этому.
(10.01)М: Крест такой, да, наверное. По благословению
(10.03)ДМ: Если не готовиться к этому призванию...
(10.07)ОБ: Ну тогда вот не учили. Вот сейчас хоть учат регентши девочек учут. Вот, они как уже там... и замуж выходят вместе, батюшки выбирают. Это очень хорошо. Вот.
(10.20)ДМ: А я так и думал, что это было так.
(10.22)ОБ: Тогда ничего этого не было. Неученые. Это я вот только что знала сама, вот,
(10.28)ДМ: Мне так рассказывали, что это была послушница из монастыря, которую благословили быть женой священника. Теперь я понимаю...
(10.34)ОБ: Кто послушница монастыря, какая, Лида? Послушница?
(10.38)ДМ: Теперь-то я понимаю, что это не так.
(10.38)ОБ: Какой монастырь? Давным-давно закрытый, монашки разогнанные.
(10.44)М: Нет это... Ее воспитывала...
(10.45)ДМ: Мне просто рассказывали историю в таком варианте, что это была...
(10.50)ОБ: Это, слушай, это приехала вот когда голову продолбасила эта вот твоя эта самая...
(10.56)М: Козуляева?
(10.58)ОБ: Козуляева, да?
(10.59)М: Нина Евгеньевна?
(11.00)ОБ: А?
(11.01)М: Нина Евгеньевна Козуляева?
(11.02)ОБ: Ну вот она тогда привезла фотографию: Вот это маленькая Лида. Вот посмотрите, из Боровичей вот прислали. Я говорю, да откуда. Монашки сидят какие-то в белых платочках, какие-то монашечки сидят и на руках маленький ребеночек сидит. И там один или несколько, я уж не помню. Карточка маленькая вот, значит: вот это матушка Лида будущая. Вот маленькая маленькая монашка из Боровичей откуда-то привезла. Куда там она ездила...
(11.34)М: Но Валик посмотрел, не признал. Сказал, что это не матушка.
(11.36)ОБ: Я говорю, да не выдумывайте. При чем тут маленькая и при чем тут монашки. Монастырь давно закрыт, она воспитала одну девочку, машиной задавило. А эту-то она взяла шестилетнюю, если не старше, вот.
(11.52)М: В детском доме она была, да?
(11.54)ОБ: Она сюда приехала с больной матерью. Мать чахоточную тут где-то похоронили. Ведь она не знает могилы-то своей матери. Где-то ее похоронил тубдиспансер. А приехала сестра за Лидой. Одна... ребенок остался. Мать в больнице умерла, похоронили, ребенок... Приехала сестра, взяла этого ребенка из Волочка, довезла до Калинина и его бросила на вокзале, тетка, Лиду-то.
М: Тетя родная, тетя родная, тетя родная.
(12.25)ДМ: Как это?
(12.26)М: Оставила на вокзале. Как сейчас оставляют детей? Так вот и оставила.     
(12.28)ОБ: Вот так, да. И вот ее обратно в Волочок и привезли и отдали в детдом. А тогда из детдома понравилась она начальнику, директору детдома
(12.36)М: В детском доме начальник, у директора много детей, он ее полюбил. К себе в семью, вроде, взял. А там жена сказала, у меня итак тут куча, куда ты еще нахлебницу привел.
(12.40)ОБ: Да.
(12.45)ОБ: И она и отчество-то Николаевна. У нее все: и имя два, и отчества два, и фамилии
(12.49)М: Да. Это дал директор детского дома ей дал свою фамилию матушке Людмиле. У нее там много всех фамилий. Да, судьба, конечно.
(13.00)ОБ: Да, и эта Козуляева: вот, вот, это она, это она. Я говорю, да что вы, при чем тут она-то. Валя подошел тут, как эту Козуляеву успокоить. Валя посмотрел так внимательно, посмотрел на эту карточку: нет, не похожа на маму. Нет, это не мама. Ой, только бы Козуляева отстала. (неразб) ну какая ж монашка, какая ж маленькая малюточка там сидит твоя мама.
(13.31)ДМ: То есть она попала на воспитание к монахине случайно?
(13.35)ОБ: Что?
(13.36)ДМ: Она попала на воспитание к монахине случайно.
(13.39)ОБ: Ну конечно. Директор... Она пивом торговала здесь.
(13.44)ДМ: Кто? Монахиня?
(13.45)ОБ: Да. Вот почему ее недолюбливали, Параскеву Яковлевну.
(13.49)М: А что ей дали ларек?
Ларек, тут был пивзавод, а ее дом на следующей улице. А тут ларек построили. Пивзавод пивом... А она напротив, и торговала. Все начальство тут ходило, пили. Корова была.
(14.02)М: Корова же у нее была. Корова была, матушка Людмила ходила молоко продавала.
(14.07)ОБ: Вот. Она и Лиду-то...
(14.10)М: Коленки ей все заморозила.
(14.11)ОБ: Продавай по такой цене и все. И Лида стоит, пока не продаст. Вот, это мы уже узнали, когда она была женой Модеста. Рассказывала вон Маше.
(14.19)М: Тетя Лида рассказывала: стою, мерзну, пока молоко, говорит, у меня не кончится, домой не иду. Вот как, говорит, мы слушались свою маму, хотя и неродную, да.
(14.23)ОБ: Больше Маше рассказывала уже, чем мне. Пока я молодая с маленьким.
(14.33)ОБ: У всех трудное детство было, у всех. Нас сирот, нас Господь и свел всех сирот вместе в кучу, чтоб никто никем не кичился, никто никого б не осуждал. Все с одной плошки ели нищенской. Наверное, так.
(14.51)М: Сыты были, и ладно.
(14.53)ОБ: Вот. Войну пережили, сиротство пережили.
(14.55)М: После войны, конечно, все были... одеть нечего, обуть нечего...
(14.59)ОБ: Да. Боженька, Боженька, молись и все. Но вот разные конечно.
(15.04)ДМ: То есть я правильно понимаю, что мама ее умерла, а приехали откуда они сюда, непонятно, да? Чахоточная была. Откуда они, из Питера приехали?
(15.14)ОБ: Она приехала за Лидиным отцом, влюбленная. А он семью другую завел. Она приехала и попала в больницу. Еще мальчик был даже, Лида говорит, был мальчик еще у нее.
(15.30)ДМ: Брат был.
(15.31)ОБ: Да, какой-то маленький был, умер. Ну вот. А она маленькая сама квартиру, у квартирной хозяйки. Ходила она говорит, я к маме в больницу ходила, навещала ее. Вот, значит, ей лет 6 уже было, если она маму в больницу здесь в тубдиспансер навещала. Где-то жила в квартире.
(15.54)М: Ее на вокзале-то пятилетней, по-моему, оставили. 5 лет было, нет?
(15.58)ОБ: Да брось ты. Больше. Она замуж выходила как будто она младше Модеста. А Модест потом документы у Параскевы Яковлевны нашли после ее смерти, она нисколько не младше Модеста.
(16.13)М: Ровесники, да?
(16.14)ОБ: Конечно.
(16.16)ДМ: То есть ее на вокзал в общем-то намеренно взяла эта тетка, да?
(16.20)ОБ: Ну тетку вызвали, что брать ребенка-то. Переписка-то была по адресу. Вот: мама умерла, похоронили, девочка осталась. Куда девать-то? Родная тетка, сестра матери была.
(16.35)ДМ: Это чудовищно, конечно. Бросить ребенка на вокзале.
(16.36)ОБ: Конечно, еще в то время так делали, и сейчас так делают.
(16.40)ДМ: Это какой-то довоенный год был?
(16.43)ОБ: Конечно. Конечно.
(16.45)ДМ: Еще до войны было?
(16.46)ОБ: Ну, конечно.
(16.46)ДМ: Да, до войны. Господи. Совершенно непонятно.
(16.51)ОБ: Если она ровесница Модесту. До войны, конечно. Еще далеко до войны.
(17.00)ДМ: И детдом, когда она попала, здесь был в Волочке?
(17.03)ОБ: Да, ее обратно и привезли.
(17.04)ДМ: А как звали директора детдома? Неизвестно?
(17.08)ОБ: Вот ее фамилия-то Лысковцева. Какая же она Лысковцева?
(17.14)М: Может, этот директор детского дома, а или тут у монашки была...
(17.20)ДМ: То есть директор дал ей вообще свою фамилию, чтобы она...
((17.22)ОБ: Наподобие того. В общем, так когда он женился, мне говорили, я говорю, Боже мой, мне не понять, не разобрать. Имена –два, фамилии две. Которые чего, что.
(17.37)ДМ: Но она хоть верующая была?
(17.38)М: Да, да. такая. Так же ходила в храм на службу, матушка Людмила.
(17.44)ОБ: Но она это, не интересовалася так вот сильно, мне кажется. Она говорит, меня мама, она называла мамой эту монашку, меня мама и петь, и танцевать, и плясать, и стихи говорить, и все это. Пионеркой также была.
(18.02)М: Ну, к труду приучала она. К труду, по хозяйству все делать. За коровой...
(18.08)ДМ: То есть монахиня, хотя и была монахиня, она в общем-то  не чуждалась мирской жизни.
(18.14)ОБ: Да. она вот когда выдавала ее замуж, она взяла в аренду у офицерши платьев нарядных. Ой, ой. А потом Модест говорит, была в одних платьях, замуж вышла – нечего одеть. Она говорит, это мама взяла у офицерши платья, пока я тут с тобой была. потом уехала после венчания она, отдала эти платья, где взяла в аренду.
(18.45)М: Каждый чудит по-своему, короче говоря.
(18.47)ОБ: Ну вот, матушка говорит. А потом вот уже Модест приехал ко мне, ой, у Лиды нечего одеть, ой, у нас ничего нет. Я свои платья уж давала. Не знаю, носила она или нет. Что-то я не видела, чтоб она мои там одевала. Ну вот, такое... Потом они уже помаленьку стали жить наживать и все. Ребеночек родился также. Она попала-то, мы по бедным приходам, а она попала в Лисий нос, сразу стала разживаться там. (неразб). И крестин много. Ей приносили полотенчики там с крестин хорошие. Я приеду, ой, какие полотенца не бережет, а у меня таких и нету. В общем, когда отбирали у нас – раз маму арестовали, у нас отбирали все: постельное белье забрали, папино нижнее белье, верхние рубашки. В армии был, это в комоде все чистое лежало – выгребли все. полотенца все выгребли, у умывальника даже мне был подарен крестным полотенце: с добрым утром, ласточка летит там, цветочки там, с добрым утром. И вот все я плакала, что у нас и полотенец-то не осталось, все выгребли, конфисковали все. Простыни там, уже спать стелить нечего было. Вот. А потом Боженька: вот, на, тебе полотенец некуда девать. Вот теперь я из полотенец и простыни шила и пододеяльники из коленкора. Сначала на первом приходе на крестины давали вот такие квадратики носовые платочки, вот.
(20.42)М: Всех невесток обеспечила полотенцами. Всем в дома.
(20.44)ОБ: Вот. и вот такое Боженька... Я другой раз говорю: Боженька смеется, Боженька шутит: ты стонала – на, тебе, не стони. Теперь никак не разобраться, как грибы эти тряпки растут, никак от них не избавиться. Господи, прости нас грешных.
(21.09)М: Сильно не желали тогда ничего.
(21.12)ОБ: Это как в сказке: хочу, хочу, вот так – на, тебе.
(21.19)М: Ну сейчас у многих, слава Богу, с одеждами хоть не проблема.
(21.21)ОБ: Да. Вот такие дела. Я уж и подарю, я всем раздала им, сыновьям всем полотенца раздала. А то мы еще на бедных и приходах-то были. Вот это коленкор, пододеяльники я шила с коленкора и с полотенец простыни я себе сшила. Полотенца эти льняные. Она – нет, она говорит, швы, швы. Сама спала, а теперь хотят цельные. Богатые стали. Нет. Теперь худое производство этого коленкора. Тогда был хороший коленкор. Маш, знаешь что, я не хочу.
(22.10)М: Не хош макарошек. Чай горячий тебе попить, чайку.
(22.14)ОБ: Знаешь что, ты вот это там остался бульон-то этот от этих,  пельменьшек-то, вот прокипяти, чтоб не скисло. Газ горит у тебя?
(22.24)М: Выключен. Чай надо налить.
(22.28)ОБ: Прокипятить надо вот это...
(22.32)М: Чего там кипятить-то?
(22.37)ОБ: Вот плохо, что я не вижу. Это меня Боженька наказал.
(22.44)М: Наказал. Сильно много видела.
(22.52)ОБ: Это наказал Господь – много телевизор смотрела.
(22.57)М: Прежде всего надо за собой смотреть, а не на других. Это первая заповедь, смотреть за своими делами, за своими...
(23.00)ОБ: На телевизор. Стала вот телевизор... как бы посмотреть телевизор. Вот любила смотреть фигурное катание, очень мне нравилось по телевизору посмотреть.
(23.12)М: Ой, ну много ты его смотрела?
(23.13)ОБ: Я к тете Стеше все бегала смотрела.
(23.18)М: Ну когда это было? раз в году. Особо не развлекались. Ты вообще не развлекалась.
(23.26)ОБ: Вот теперь сиди слепая. Сиди слепая. Я вроде бы как это... вот и потом я это, вообще-то. Вообще-то, самое страшное – осуждать и надсмехаться, мне кажется в жизни.
(24.48)М: Не рыть яму другому. Не рыть яму другому, сам ввалишься в нее.
(23.51)ОБ: Нет, это-то другое, не рой яму, это да, это... А вот вообще, даже осуждать... да...
(24.03)М: Понятно, все понятно. Грешники мы окаянные. Что там говорить?
(24.08)ОБ: Ничего не осуждать. Приходится другой раз и терпеть иногда и все.
(24.12)ДМ: А вот я когда читал книжку игумена Никона Воробьева, он там дает советы в письмах. Там много писем.
(24.22)ОБ: Да, да, да, да, да.
(24.24)ДМ: И дает советы, как молиться.
(24.26)ОБ: Да.
(24.27)ДМ: Вот что переживать, как говорить с Богом, вот как-то учит человека, да?
(24.33)ОБ: Да, да.
(24.34)ДМ: И вот мне казалось, что, наверное, люди, которые вырастали среди таких молитвенников, наверное, их эти люди тоже как-то учили молиться. Вот, скажем, отец Модест в этом отношении он много богаче, чем средний человек. Потому что он рос среди людей, которые в этом были как-то. Ну монахини все-таки как бы там... одна пивом торговала, но все остальные-то пивом не торговали, да?
(25.06)ОБ: Да, да.
(25.07)ДМ: Поэтому, думаю, остальные-то могли научить его молитве настоящей монашеской.
(25.13)ОБ: Кто? Лиду?
(25.14)ДМ: Ну, отца Модеста.
(25.16)ОБ: Так мы не касались это... торговала пивом. Это мы маленькие были, когда она торговала. (неразб). Мы отдельно, она отдельно. У нас вот, у нас хорошее впечатление батюшка
(25.47)ДМ: Просто не осталось никаких вот свидетельство о том, что там наставляла там опекунша, или игумен Никон, или отец там отца Модеста в молитве именно? Потому что вот мне, скажем, рассказывала женщина, которая за ним не ухаживала, а приезжала заниматься физкультурой в последние времена...
(26.10)ОБ: Это к отцу Модесту?
(26.12)ДМ: Что он наизусть читал акафист Святителю Николаю. Чтобы наизусть читать акафист, надо вообще очень часто его читать вслух...
(26.22)ОБ: Конечно.
(26.23)ДМ: И просто...
(26.24)ОБ: Ну а раз он всю жизнь служил, он читал акафист во время богослужения...
(26.30)ДМ: Ну это да. Но понимаете, вот надо так его прочувствовать...
(26.33)ОБ: Ну я наизусть ничего, ни одного акафиста не знаю.
(26.36)ДМ: Это не случайно. Это человек...
(26.37)ОБ: Казанской Божией Матери, я Казанской Божией Матери только. А когда в положении была (неразб), я читала все Серафиму Саровскому. У меня книжечка была, Серафиму Саровскому читала. Вот. Так что вот. Покровители у меня лично Серафим Саровский, Святитель Николай, Божия Матерь Казанская, ну и Толгской надо вот молиться. Ну вот в праздники хоть вспомнить, да вот так...
(27.10)М: Княгиня Ольга.
(27.12)ОБ: Княгиня Ольга, да. Ольга Сергеевна мне, я помню, очень я выучивала. Я вот "Живый в помощи" выучила наизусть все, а потом, значит, княгине Ольги тропарь, кондак. Это знаю, вот это. (читает тропарь и кондак св. кн. Ольге). Вот, а я многое не знаю наизусть, много не знаю. вот у Марьи Николаевны была книжка для священства. Она из трех частей состояла. Значит, вот, одна часть у меня осталась, а одну часть она дала Модесту, а одна часть вот отцу Борису. Вот, была... я по-моему Павлу отдала уже. Значит, у меня осталась эта часть, которая у Марьи Николавны была. это вот все святцы. Прямо вот в книжке, все, все каждый день святые, праздники, мелко, мелко. Но она издана,  18... какого-то года издание. Вот. там нету ни Анны Кашинской, ни Серафима Саровского, еще они не канонизированы 18... какого-то года. Вот эта книжка это у меня, а святые все, ну на весь год там. А это, месяцы там даже и по три названия каждый месяц имеет, вот где записаны эти... Я учила, учила, так и не выучила. Вот. Некогда уже, потому что замужем уже была. пока еще девушкой была, выучила бы. Вот, а вторая книжка, она дана была отцу Борису, она дала. Вот там вот именно все богослужения на молебны вот молитвы крупными буквами. Там очень много это молитв. Он пользовался всегда, но вот я Павлу дала. Вот, не знаю, пользуется, нет. вот, а третья была... Модесту-то она дала чего-то, третью-то половину. Вот тут молитвы, тут святцы, я вроде сейчас и помнила, и забыла уже. Вот она поделила на три части эту книжечку.
(30.05)ОБ: Это для священников книжечка. Сейчас свет-то включить надо, Маш.
(30.23)ОБ: Маш, включи тот-то свет. Вот этот, вот этот. Лучше, Маша, поясней, во, во. Поясней будет, а то сидим. А?
(30.37)ОБ: Чего он это вот... молиться. Я уже и не знаю, чего ему говорить.
(30.43)М: Скажи, не знаешь. Родители научили, Марья Николаевна научила. Как еще можно научить?
(30.49)ОБ: Как же еще...
(30.50)М: Как детей учат? По молитвеннику, как же еще?
(30.53)ОБ: Я говорю, мы маленькие были, бабушка, красавица наша, красавица наша, уже она седая, старенькая. Мама ухаживала, что она ума... ума решившаяся была. А потом вот она выправилась и оставалась с нами. Я, бывало, лошадку водой мою, лужи налью, не знаю, уж мама там убирала линолеум.
(31.21)М: С советской властью помолись-ка поучись. Советская власть как всех давила, как катком. Где же, как говорится, вообще, даже детей не водили в храмы. В школах, в школах всех притесняли.
(31.37)ОБ: Марья Васильевна Макарова у меня это, когда я уже все на четверки, на пятерки стала, все, ладилось все в учебе, она это, что: Ну вот, ребята, надо в октябрята. Будем в октябрята поступать? Значит, поднимите руки, кто хочет быть октябрятами. Вот. Ну, все поднимают, а я чего-то не поднимаю. Я поняла, что это... когда мама-то говорила, и из детсада меня забрала. "Бога нам не надо, не надо нам попов" я пела. Откуда в детсаду тогда...
(32.52)ОБ: Она говорит, а ты что? И татарин мальчик не поднял руку, в октябрята не хотел. А я встала и сказала, я Боженьке молюсь и крестик ношу. Весь класс: ха. А она так в краску вся учительница сделалась от неожиданности. А там татарин был мальчик еще тоже. Вот тоже, она спрашивает, в октябрята будем поступать, поднимите руки, в октябрята. Все подняли, а я не поднимаю и тот мальчишка. Вот это был второй класс по-моему уже это или третий, когда нас принимали. Ну вот и пошла история.
(33.34)ДМ: А отец Модест поднял руку?
(33.37)ОБ: А Модест-то младше меня на 2 года, вот.
(33.43)ДМ: А у него были такие истории в школе?
(33.44)ОБ: А у него вот такая история была, что слава Богу после меня там попала ему начальных классов верующая учительница. Вот эта Елизавета Степановна. Она из деревни приехала в начальных кла... Мама с ней познакомилась. Как мама начала говорить про религию, нашли общий язык, и она Моденьку не обижала. Елизавета Степановна.
(34.06)ДМ: Мама – родная мама, да?
(34.07)ОБ: Моя мама. Нашла общий язык с учительницей Модеста, потому что та – верующая. Она и жила вот в начале улицы Воронцова, дом 6 никак, по нашей, а нет по нашей, нечетная сторона наша. Дальше туда в начало. Начало улицы нечетная, дом 5 наверное или дом 7. Ну там уже это живет это вот сына ихнего жена уже осталась. Они умерли. Он фельдшер был в сельской местности, а она – вот педагог начальных классов. Вот она. И когда уже арестовали маму, вот ему уже было 11 лет, в каком классе он был, 8-ми лет пошел, пошли 8-ми, 9, 10... но она преподавала. Тетя Валя с ней разговаривала. Значит, она все 4 класса вела Модеста. Он в 4-ом, а я в 6-ом.
(35.07)ДМ: И она ему преподавала, да?
(35.09)ОБ: Да, еще тетя Валя приехала и разговаривала с учительницей. Вот тетя приехала, она хотела нас забрать. Но вот увидела, что мы с Марьей Николавной, уже это привыкли. Ну и потом все у нас вещи-то были не прожиты, не проданы ничего.
(35.26)ДМ: Хотела в Ярославль перевезти вас, да?
(35.27)ОБ: Да, хотела, да. Ну и она нас оставила и стала на нас по 50 рублей на нас, 100 рублей присылать каждый... И ГОРОНО 100 рублей нам дали. А это значит братик уже на... говорила, когда тетя пришла к учительнице, а она и говорит. Вот я сижу, он сидит внимательно смотрит. Послушный на уроке. А я, говорит, вижу, что он на меня смотрит, я рассказываю, объясняю урок, а где-то у него мысли совсем – не слышит. Да, задумчивый был. После ареста родителей. Вот он сидит, она тогда его спросит: Малышев, вот скажи, повтори, что я рассказала. А он так испугается, встанет и не слушает учительницу. Вот у него где-то мысли у ребенка, страдал, что мамы не было. Арестовали, а в школу-то пошел. Ну вот, так что вот она и говорила...
(36.34)М: В таком возрасте пережить такое
(36.42)ДМ: А потом впоследствии его не трогали, когда уже...
(36.46)ОБ: Ну так вот он учился, он посредственно учился. Вот Маша читала без вас письмо... грамотности. Я говорю, следи за своей грамотностью. Он мог написать, ну вместо о а, вместо а о. Корова надо писать, ну а как "карова", как говорим "карова", так и напишет "карова". Ну вот это у него такие глупые ошибки начальных классов ошибки глупые были ошибки.
(37.11)М: Академию закончил. Не волнуйся.
(37.16)ОБ: Но, однако, семинарию кончил и академию. Ну вот. А он бросил академию-то курс, женился, значит, на приходе. А потом вот митрополит заставил. Пересмотрел документы, как это? Петербургские духовенство должны все быть академиками. Почему петербуржские... Модесту предъявили претензию, а у него Любочка больная уже была. Вот Любочка больная, и он это, заочно академию кончал. И писал работу там, и занимался. Ой, ему трудно было тоже так. Но он сдал.
(37.55)М: Ночами учился тоже.
(37.57)ДМ: То есть его Господь не поставил ни разу в ситуацию исповедничества, да? в школе. Тогда очень многие верующие... выводили перед строем там, ставили, позорили. Вот такой ситуации у него не было?
(38.10)ОБ: Ну вот меня таскали здорово.
(38.12)ДМ: А его-то?
(38.14)ОБ: Ну а его, как уже за мной меньше трогали. Хотя он там во Второй школе оставался. А я в Пятой... Погоди, а может он в Пятую перешел? Вот теперь не спросишь, он уже на том свете. Да. много... Вот там сидеть, свободно беседовать, много чего спросил бы, да они все уже на том свете. Отец Борис, отец Модест и папочка мой, и мамочка. Ой, думаешь, вот это бы я спросила, вот это я не знаю, вот это не знаю, а это как было, а это как будет – все теперь. Если что они подскажут, чего, что, когда, не знаю. вот они мне не снятся, мама с папой.
(39.04)ДМ: Не снятся?
(39.05)ОБ: Нет. А вот отец Борис и это снится. То я там на своем приходе (неразб) , как ты говоришь, то с горы, то на гору. Это 35 лет мы там просидели, так и снится, вот.
(39.21)ДМ: Это в Невеле?
(39.23)М: Под Невелем. 2 километра от Невеля. На горе, на горке храм.
(39.26)ОБ: Ой.
(39.28)ДМ: 35 лет?
(39.29)ОБ: 35 лет.
(39.31)ДМ: А отец Модест 50 в основном в Лисьем носу?
(39.35)ОБ: Да, он почти в Лисьем. А мы почти там. А я и говорю, мы уже как вторая родина у вас это все. И все и переучилися ребята наши с ихними, и все переженилися, и все разъехалися. А все старики там поумирали, всех поотпевал отец Борис. А потом молодежь стала опиваться от этой водки с метиловым спиртом. Пошло ведь кругом такое отравление-то повсеместно. В Волчке, и там, и под Питером. Вот сколько это метиловым спиртом...
(40.09)М: А сейчас, Павлик отпевает там в Невеле, очиститель какой-то пьют в Невеле. В каждом доме мужчин прямо. Вымирают. Он не успевает отпевать, говорит. он там на заводе в Невеле, в каждом доме уже нету мужчин.
(40.12)ОБ: Ой, ой, ну это безобразие. Зачем же? Что же водки нету? Что ж водки нету, что ли?
(40.22)М: Не знаю. Безработные или вот, или что, достают там. Какой-то очиститель пьют.
(40.28)ОБ: Город-то Невель он меньше, Волочок больше.
(40.33)М: Ну в Невеле там хоть еще какие-то предприятия работают, а здесь чуть ли не валки все остановили.
(40.37)ОБ: Ну все вот мафия, видишь? "Человек и закон" объяснили, вот теперь понятно, чего тут делается.
(40.43)ДМ: Отец Модест жаловался на уполномоченного когда-нибудь?
(40.47)ОБ: Ой, Хрущев всех давил, душил. Или будь предателем, там им доносчиком будь, или вон с прихода тебя, обгадят с ног до головы и убирайся вон.
(41.02)ДМ: На отца Модеста тоже...?
(41.03)ОБ: Прошел и он это мученичество и отец Борис это мученичество прошел. На нас "Кровавые кресты" статья была. я два раза по телевизору слышала, что вот гонения на священников при Хрущеве было то-то, то-то, вот такие-то, такие-то статьи и "Кровавые кресты" статья была, вот на  священников. Думаю, во, наш. Где-то тут пожелтелая газета хранится с "Кровавыми крестами"
(41.23)М: Это про нашего папу.
(41.29)ДМ: А почему так?
(41.30)М: После Кужанкина, да, там вот это?
(41.32)ОБ: Да, да.
(41.34)ДМ: Почему такое название странное?
(41.37)ОБ: История такая, подробно я уже сегодня устала. Надо завтра рассказать.
(41.44)ДМ: Давайте молиться...

(42.30)ОБ: Будет духовенство. Малышевское, вот. Я так считаю. Иоанн Богослов образ, вот у Модеста он. От прадеда.
(42.40)ДМ: То, что у вас уцелел, уцелел в пожаре такой образ...
(42.43)ОБ: А?
(42.44)ДМ: То, что уцелел в пожаре образ Иоанна Богослова?
(42.46)ОБ: Да, да, Иоанна Богослова. Все сгорело, а этот образ Иоанна Богослова и крест. Вот мне крест восьмиконечный, это, поделили, вот я отдала сыну его.
(43.01)ДМ: Ну что ж. Вообще-то это чудо, то, что он у вас остался.
(43.05)ОБ: Да много в жизни чудес, много. много, вот и Толгской Божией Матери, как молилася в заключении. Папе приснился сон, он говорит, какую-то икону видел Божией Матери, но не знаю. Приехал в Ярославль, там откормила тетя Валя.
(43.22)ДМ: Самое большое чудо
(43.23)ОБ: Пришел в Песочное икону приходит... Валентина, я ж икону-то в заключении эту видел во сне, которая в Песочном – Толгская Божия Матерь. А там и монастырь рядом Толгский. Дальше от них, от их завода. И когда мы ездили к тете Вале, там уже потом с Модестом, еще семинаристом, вот, он с братом же ездил с двоюродным тети Валиным сыном, они туда ходили. Я-то не ходила. Я-то дома стирала, готовила. Раз я тут, они приходили обедать. А так они не приходили обедать. Я там сидела и за стряпуху, и за прачку тоже. Мало гулять приходилось. А они, два брата двоюродные, Женя – они к Толгскому монастырю ходили  и зафотографировано где-то. Черный, ободранный, облезлый, там были это несовершеннолетние преступники. Вот. Ну он весь обожавел весь. Все. А потом-то весь опять белоснежный. Вот Толгский монастырь отремонтировали. Грязи там, ой. Вот тут у нас в Волочке одна вот ходила, дружила баба Шура, это, вот она уже умерла, вот она говорила, что ее даже монашка игуменья Толгского монастыря вот теперешняя оставляла. Она там гребла всю грязь, вот когда ремонт шел, вот. но она не осталась, она получила тут комнату. Вот как раз на новостройке...

(45.59)ОБ: Накупила книжек тут. На последние деньги, как увижу хорошую книжечку. Про Войно-Ясенецкого очень хорошая книга, биография вся и вот еще две дополнительно купила. Я все прочесть успела. Сейчас уж ничего не вижу читать, надо мне, чтоб читали. Ничего не вижу читать. Вот она брала у меня читала, Мариночка. Она уехала к родителям, это где-то... Междуречье какое-то. Там в Сибири Междуречье. Вот она там в церкви тоже прислуживала. Она говорит, ой, я бойкая была. там институт кончила все работать, о, бойкая была. а потом, я говорит ведь вот к Богу-то пришла только вот в тридцать, чего-то она в тридцатилетнем возрасте что ли к Богу пришла. Но она одинокая. Незамужняя. Вот, да, ну она там при храме на родине в Междуречьи. Показывала мне фотографию. Тоже вот такая верующая. Она тут приехала... сестры муж тут карьер какой-то приобрел под Волочком. Она тут ему работала.

(46.19)ОБ: По-видимому. Он же это, я про него тогда слышала когда он это, не был канонизирован, живой. Он был известен, он был это, строгий был. Он это, про него говорили, что вот он сидит там, отдыхает в парке, подойдет милиционер, говорит, батюшка, что вы сидите тут, мало ли вас могут обидеть, безоружный. А он говорит, вот мое оружие, крест вот Господень. Вот так я слышала про него, когда он там это был живой еще. Да, он это какой, я прочла его биографию Луки Войно-Ясенецкого. Ой, какой он это... Он уже, его сослали туда, где в Тараканс, где Сталин был сослан. Уже его полумертвого, полуобмороженного туда довезли. Каким-то чудом он жив остался. А потом вот война началась, он это предложил себя работать. Он окулист вообще-то...
(47.30)ДМ: А после войны о нем слышали чего-нибудь?
(47.33)ОБ: А вот после войны-то...
(47.36)ДМ: Он же был епископом Симферополя.
(47.38)ОБ: Так вот, вот он это и сидел.
(47.40)ДМ: Так а вы слышали о нем тогда? Или не слышали ничего?
(47.43)ОБ: Вот мы тогда слышали. Мы тогда уже в Плиссах были. Мы тогда слышали, как монастырь Киево-Печерский закрывали. Вот, тогда власти говорили, что его затопят прямо принудительно, закрывали, вот. а когда после открывали после войны монастырь, вот собирал всех монахов самый молодой этот... иеродиакон был тогда. Самый молоденький. В 17 лет он был в Киевском подворье в Питере. Марья Николаевна его знала, моя опекунша. Вот епископ Нестор, вот его фотография-то здесь вот у меня. Вот это. Он такой черненький после войны приехал за Никоном-то Белокобыльским-то...
(48.38)ОБ: Владыченька-то. Чего тут написано-то, Маш, почитай. Это вот самый молоденький был последний
(48.45)М: Епископа Нестора фото, завещаю Ольге Борисовне.
(48.49)ОБ: Вот Марья Ивановна все ездила в Киев к нему, вот в Киев. Там киевские монахи ей писали святых, ее ангела Ксенофонта и Марии и с сыновьями, киевские монахи писали ей икону. А она завещала эту икону Маше. Что Маша вместе именинница, Ксенофонт и Мария, вот тоже киевские монахи писали эту икону. А это вот он собирал всех. Черненький такой. Где он...в армии он где-то был что ли, приехал за Никоном-то. Мы провожали его на вокзал с Урицкого 67, тогда еще провожали. Он собирал, вот он самый молоденький был. Потом он и был там в Киево-Печерской лавре, и потом, когда они закрывать тут стали лавру, они его очень это... мучили. Он не соглашался закрывать, Хрущев, они... Вон Марья Ивановна Михайлова туда ездила, бывало, к нему тоже. Познакомила Марья Николавна, она ездила. И он, говорит, что даже это... били его НКВДешники.
(50.13)ДМ: А почему фотографию именно вам подарил?
(50.15)ОБ: А?
(50.15)ДМ: Почему фотографию именно вам подарил?
(50.19)ОБ: Ну это уже Марья Ивановна Михайлова она ездила туда к нему в монастырь, в Киево-Печерскую лавру. Ну а не в Волочке же был этот Белокобыльский-то, в Федове служил этот игумен... не игумен. Игумен Никон Воробьев, а этот архимандрит он.
(50.45)ДМ: Просто интересная надпись.
(50.47)ОБ: А это кто написал? Марья Ивановна?
(50.49)ДМ: "После моей смерти
(50.51)ОБ: Почерк ее? Марьи Ивановны?
(50.54)М: Не знаю. это твой почерк.
(50.57)ОБ: А?
(50.58)М: Ты писала.
(50.58)ОБ: Нет.
(50.59)М: Твой. Я твой почерк знаю.
(51.00)ОБ: А чего там написано первое?
(5101)М: "Фото епископа Нестора. После моей смерти завещаю Анисимовой Ольге Борисовне. Вышний Волочек, Урицкого, 23".
(51.07)ОБ: Ну как же: после моей смерти. Это она пишет, после моей смерти.
(51.11)ДМ: А внизу написано: "От Марии Ивановны Михайловой".
(51.15)ОБ: Вот это...
(51.16)М? Да? Но почерк твой. Но почерк твой.
(51.19)ОБ: Да нет, что ты. У нее такой почерк круглый, четкий.
(51.23)М: Но я твой почерк знаю.
(51.25)ОБ: Четкий.
(51.25)ДМ: А выше написано: "Упокой Господи их обоих. Рабу Божию Марию" и дальше вот это.
(51.34)ОБ: Вот она почитала, ездила вот. А так его что? Закрыли Киево-Печерскую лавру под предлогом, что затопит, вот. А мы как раз вот уже нас после этих "Кровавых крестов"... Зиму-то сидел наш отец Борис без прихода, без службы, вот все-таки выгнали совсем. А потом вот он поехал в это... Псково-Печерский монастырь там увидел это... Он сначала куда это ездил-то, я забыла уже, устраиваться-то. То его владыка принял, а этот уполномоченный не регистрирует: откуда тебя выгнали, а ты едешь в другую епархию, вот. Ну а потом он поехал в Псково-Печерский монастырь, отец Борис, а там два архиерея вместе. Псковский и этот, который давал ему место, но его не принял вот уполномоченный, не зарегистрировал. И он попросил тогда Иоанн был псковский. Тоже в свое время он такие проповеди говорил, черненький такой, ну а потом уж он дряхлый, дряхлый, склерозный, он долго служил там, митрополит Иоанн уже потом. Стал митрополитом. И он принял этого отца Бориса. Ну вот и дал назначение. Он только бы хоть куда бы устроиться.
(53.03)ОБ: Вот, а пришел к уполномоченному псковскому, а там, Царство Небесное вот я забыла его, как звать-то, а его фамилия-то как же, тоже на букву Л. Тоже я сейчас устала, не вспомню. Вот, а он и говорит, уполномоченный: Куда тебя архиерей назначает в бедный приход? У тебя трое детей, а тебя назначает он. А уж ему бы только куда бы пристроиться вот отец Борис. Да ладно, да погоди, да тут еще письмо от предыдущего священника. Там какие-то бабки живут злые, монашки. И он достал, вот, говорит, письмо, почитай. Ну вот, а он там письмо написано у того батюшки отец Иван был какой-то. Воронов что ли? Отец Иван Воронов какой-то был до нас. Ну вот. Там за 2 года сменилось 4 священника. Вот отец Сергий наш Андреев 4 месяца там был. Потом одного они выжили этого Грибалева полгода. Закрыли церковь на замок и спрятались в кусты. Люди пришли, батюшка пришел... в колхозном саду спрятались, из кустов сидят, смеются. Вот и службы нету, да. потом народ разошелся, они при церкви там под крышей жили в каморочке, вот, закрылись и спрятались.
(54.40)ОБ: Ну вот, вот чудили. А этому последнему тоже... А он их за чистоту гонял, за грязь вернее. Из-за грязи гонял. Чистоту требовал батюшка вот этот, отец Иван, да, последний. И вот, значит, потом он рассердился, там что-то спорились, он видимо, сам пожелал уже уехать, раз они такие зубастые, Ирина эта, Господи прости, Царство ей Небесное. Да они монашились. Как-то они постриг где-то там к кому-то съездили приняли обе. Ну вот, Пелагея-то была как бы Павла, а Ирина была даже 2 имени. Я записку нашла, так, Господи прости, у нее написано: Пелагея, Ирина... значит, Пелагея – Павла, Ирина – Нина и Таисия. Ирина уже 2 раза там, уже вроде как двойной постриг у нее был, у Ирины у нашей. Она все скрывала, это Ирина, Пелагея и все. А это... какие дела, она секретничала, ничего не говорила. Да. Так это тогда он написал письмо, что там живут такие две кто там, монашки или старухи при церкви, что надо или священнику их съесть, а иначе они тебя съедят. Вот такое выражение у батюшки...
(56.18)ДМ: А "Кровавые кресты" это почему?
(56.20)ОБ: Это Куженкины, это раньше было. это вот из-за этого вот... газета тут пожелтелая... Длинная история.
(56.36)ОБ: Сторожиха у нас куженкинская старушка заболела. Другая рядом была это стала тут это при церкви убираться, Марья Филатьевна, рядом тут церкви жила. Да, Филатьевна. Ну вот, но ее видно НКВД вызвало следить за священником, и она видно согласилась, была доносчица, старуха. Она приходила подслушивала. Мы вот громко говорим, слышим скакнула половица. Там коридор вдоль дома такой сени-то, сени, слышим "брым", половица, значит, и тихо, никто не стучится в дверь. Ну вот. У нас все там нараспашку было. Ну вот, ну закрыт храм, кончилась служба, ворота закрыты. Ну вот, она это стоит, а я дверь-то – раз, чуть ей не в нос. "Ой, ой, ой ,ой, ой", ну что такое там, по какому делу пришла. Ну вот так 2 раза было. А там даже вот говорят, что она садилась под коридор там, место, под низ подслушивать. Не знаю, насколько это верно, потом говорили. Ну вот. мы там 4 года были, вот. но там Хрущев стал пускать иностранцев, вот уже. Там дорогу починили. То была такая плохая дорога, там очень... как раз при нас строили эту вот асфальтную дорогу. Выгребали оттуда, военные возили, грунт, и туда вниз настилали песок, потом гравий, потом... а там синяя прямо глина даже внизу была. ну вот, очень долго это они строили, вот теперь асфальт: Москва-Питер, вот, а то было тут асфальт что-то...
(58.26)ОБ: Ну вот. А тут же Хотелово аэродром и Выползово аэродром. Это же все это такое ну... Иностранцев как пускать, и вдруг приехал какой-то в клетчатом костюме, шарф такой: ла-ла-ла-ла-ла, чего-то говорит. Ну в общем, я не знаю, он по-английски наверное говорил на своей машине. Мы стоим как дураки тут. Полалакал, церковь, службы уже не было среди дня, ну и уехал. Ну вот надо же это все... ну в общем это батюшку... и Модест это проходил, и мой. Значит, они там приехали с Твери какая-то НКВД, чтобы он доносил, батюшка, ну не знаю, чего уж они там, чего доносить надо? Какие-то разговоры там среди верующих, кто там чего исповедует, какие грехи, я не знаю. Ну вот, ну вот, жене не говорить, никому не говорить там. Телефон задом наперед там должен быть и все такое. Ну вот он человек мучился ну, мучился, не знает ничего, никто ничего не знает, мучился. Он же не хотел делать, он им отписал отказ. Ой, вот и началось. Да, ну все и пошли придирки. У нас как раз эта церковь там упала древняя на кладбище деревянная. Она уже пустая была деревянная. Купол упал, ну вот, значит, он хотел сделать там что-то. Там часовенка была где-то на болоте. Часовенку он починял. Часовенка кривая у нас, он сфотографировал, набок, потом починено все хорошо.
(01.00.12)ОБ: Ну вот там какой-то в девятую пятницу или в десятую пятницу ходили на ту часовенку. А эта церковь упала, надо подремонтировать. Там один, стена одна сгнивши, другая сгнивши, купол этот упал деревянный древний. Уже каменная церковь давно стоит. Ну вот при нас там грохнуло. Но не разрешил уполномоченный церковные деньги тратить на это, на постройку на кладбище, перестраивать, да. Да что-то там сделать часовню тоже на кладбище. И люди собрали деньги. Он церковные не потратил. И доходы были росли вдвойне каждый год. Ну там молодой такой энергичный был 4 года доходы так и росли, так и росли. Вот, вот. Он все это отчитывался, сдавал это, куда-то шли эти деньги. Да, вот. А не дали строить. Люди собрали, бригада построили. Вот она и сейчас там есть. Женя возил. Я говорю, ой, свези меня на кладбище-то. И там это дядечка-то староста что ли церковный, показ... Ой, я довольна, что я там побыла, посмотрела. Они говорят, мы все родительские субботы здесь служим, батюшки. На кладбище могилы и на кладбище служат. Ну и вот, ну и в общем, пошла клевета такая. Значит, у нас там была потом уборщица, она из Выползово, она в войну работала, вот именно самолеты там ремонтировала, девушка.
(01.01.54)ОБ: Ну все там мужикам она не поддавалася, но под конец все-таки ее какой-то обманул: поженимся, война кончается, там или кончилась или что, демобилизуемся, поженимся. Вот она от него дочку имела. А он сказал, семья, в общем бросил ее, обманул. Как она ни крепилася, все равно она с ребенком приехала. И жить ей негде, и она к сестре в Выползово.

44468:1800х70=1729

Комментариев нет:

Отправить комментарий