(00.12) В: И вот оставили они Валентина, но Валя пока не хочет идти своим путем.
(00.12) В: Частенько священники дают своим детям определяться самостоятельно. Хотя может быть это не совсем правильно.
(00.20) В: Да, ну вот видите. У нас был бы еще один священник сейчас Валентин. Но так судьба сложилась, что батюшка не настаивал на духовной карьере.
(00.26) В: И что самое удивительное, отец Олег то же самое. И его Николай не пошел этим путем. Видимо сложно, видно нужно было призвание особое какое-то иметь.
(00.37) В: Так вот, вся вот эта самая историческая часть батюшки она сейчас очевидна, ее легко восстановить.
(00.43) В: Легко восстановить и его церковную часть.
(00.46) В: А вот та духовная часть, которая в нем существовала и которая она есть, вы узнаете только у прихожан. Узнаете у тех, кто у него исповедовался, кто находился с ним, в таких личных, можно сказать таких сокровенных, вот ну, отношениях.
(01.01) В: Ведь я просто неслучайно начал так разговор с Варсонофия, с той оценки, что когда я пришел, что когда я только познакомился с иеромонахом, с молодым иеромонахом.
(01.11) В: И, нашел в нем именно вот те пути в православии, которые для нас людей нет таких вот новых в православии, они очень многим непонятны.
(01.20) В: Впереди, как бы все ясно, а с другой стороны, дорогу, которою идти, нужно чтобы кто-то объяснил, рассказал и все.
(01.26) В: Я встречаю иеромонаха и тут мне все понятно, все что он говорит. У меня больше нет секретов.
(01.32) В: И вот я, все-таки (непонятно), незадача, как-то все открылось, открылось очень так вот близко, доступно, понятно.
(01.39) В: Ведь у Варсонофия, все было разложено на каждую полочку. Понимаете? Так вот все получается.
(01.45) В: Вот я прихожу к отцу Модесту, я начинаю повторяться. У батюшки вот так вот спрашиваю: «Батюшка, а что Вы про него думаете? Ну, как же расскажите про (непонятно) Николая, вот так мы с ним ведем биографию, он стал моим первым духовным отцом, когда мы никогда с ним такие вещи не обсуждали, духовник не духовник. Батюшка был для меня протоирей, митрафорный, который имеет все награды церковные. Ну, для нас это как генерал. Понимаете, для прихожан, люди которые начали ходить, а мы начали еще молодыми людьми в тридцать лет потихонечку.
(02.21) Д: Митрофорный протоиерей это кто?
(02.23) В: Отец Модест.
(02.24) Д: Митрофорный?
(02.25) В: Конечно. Он все награды имеет. Он имеет все награды. Он на построении стоит выше архимандрита. А следующий за архимандритом уже епископ. Вы сами понимаете. Митрофорный протоиерей.
(02.35) Д: А я не знал что он такой?
(02.35) В: Ну, он скромнейший человек. Да. Так, что Вы даже не поймете у нас в Лисьем носу в церкви служили всю службу с открытыми царскими вратами. Это редкость.
(02.45) Д: Редкость.
(02.46) В: Значит, в храме есть священник, который имеет полные награды, все. Полную, а такую награду даются человеку уже с большим опытом.
(02.55) В: Так вот я про Варсонофия просто начну. Вот как у нас знакомство началось.
(02.57) Д: А кто ему давал все (непонятно)?
(02.58) В: Иеромонах, иеромонах, он просто служил здесь дьяконом. У меня начались отношения с батюшкой. Я к нему очень как-то, ну…
(03.05) Д: Можно с самого начала? И для меня просто, чтобы я не забыл, представьтесь правильно, как вас записать. Вас как зовут?
(03.11) В: Валерий. У меня фамилия Тувщенко. У меня здесь жена Галина. Мы прихожане этой церкви.
(03.18) Д: Вы постоянные жители?
(03.19) В: Нет. У нас здесь дача. Дача, но мы как бы не то, что здесь дачники. Мы здесь постоянно. Начинается весна, мы сюда приезжаем.
(03.24) Д: А с какого года вы хотя бы знаете?
(03.26) В: С 54го года мы живем здесь в Лисьем носу. Наш этот дом принадлежит нам. А батюшку я знаю, один из них меня крестил. Отец Олег, отец Модест. Трудно, но больше складывается, как будто отец Олег меня крестил. Хотя это одинаково. Понимаете.
(03.41) Д: А лет то Вам сколько?
(03.42) В: Мне, 58 в этом году будет.
(03.45) Д: А, то есть Вас крестили мальчиком еще?
(03.48) В: Да, ребенком.
(03.50) Д: Дача, значит не Ваша, еще родителей получается Ваших.
(03.53) В: Да.
(03.54) Д: А. Постоянный дачник, который (непонятно).
(04.00) В: У нас дом на Балтийском проспекте.
(04.03) Д: Понял.
(04.04) В: Но мы живем в городе. Мы приезжаем сюда весной. Мы такие же лисьеносовские. Но вот зимой мы уезжаем. Бывает мы не очень уезжаем, бывает теплая зима, мы больше здесь. Как сказать, бывает меньше.
(04.14) В: Храм, мы за раз здесь крестились и меня, и сестру. Крестили в этом храме. Но стать то прихожанином храма это сложнее. Поставить современного человека в храм это вообще чудо. Современного человека, который учится в институте, изучает сложнейшие вещи, категории специалиста. Придти и скажет, что есть Бог, который всем управляет, ну да можно подумать, но трудно доказать это. Понимаете?
(04.35) Д: (непонятно) родителями?
(04.37) В: Ни в коем случае. Родители у меня неверующие люди, можно сказать мало верующие. Можно сказать сочувствующие. Дети у меня стали верующими. Дети выросли, они выросли в храме. В православии первые ходы мы делали со старшей дочерью. С дочкой, ей тогда было 7-8 лет, ну и как бы сказать, глядя на православие и открыв его для себя по-новому, были в восторге от него. Мы очень много вложили времени, сил, средств, все же в это дело. Мы объезжали монастыри. У нас каждый день, каждое знакомство с новым храмом это было особое событие у нас. Мы готовились, считали, какие иконы, мы уже многое знали, это же уже восемь лет. А ребенок был рад, он находился среди взрослых, в этой среде, ее радовал этот период, вот детей, доподростковый период, они еще хорошо впитывают. Они быстро усваивают все. Ну, вернемся к батюшке.
(05.25) Д: Батюшка ваш ее ведь тоже крестил?
(05.28) В: Да, можно сказать, кто-то из них. Это трудно установить. Если в храме, скорее всего он и Олег. Потому что это 56 год, в 54 я родился, может быть в 54 крестили, может в 55, мама не может точно вспомнить. Можно это восстановить, конечно.
(05.47) А: Ну, их даже отдельно трудно вот так представить.
(05.49) В: Они просто всегда вместе, друг друга дополняющие, они всегда были вдвоем. Вот я помню период, когда появился еще один Олег, Олег Цветаев, молодой священник. Мы так все обрадовались, а они-то как обрадовались. Наконец-то появился у нас молодой священник. Да. Было два заслуженных протоиерея, теперь появился молодой священник.
(06.07) Д: А отца Приворжевского застали?
(06.09) В: Конечно застал. Хорошо Михаила знаю и он меня знает очень хорошо. Мы здесь с ним даже электрику переделывали вдвоем, понимаете.
(06.16) Д: В храме?
(06.16) В: Он дьяконом был, а я помогал. Да и вот мы с ним лазали по стенкам с ним. Он прошел здесь свою школу. Он получил, то что хотел фактически. Ну и дальше заслуживал отца Василия, его перевели в Серафимовский храм, там большущий приход, там тысяча человек было, а здесь чуть-чуть поменьше. Да. Михаил (непонятно).
(06.38) Д: А вы бывали здесь у отца Модеста, вот в этой комнате, в гостях, так сказать.
(06.43) В: Да, конечно. Мы просились в гости батюшку навестить. Потом был очень большой период, который был у нас совершенно не понять, не приять, мы не могли его принять. Батюшка долго болел. И понимаете, когда человек болеет, ну кажется, ну вот все хорошо, процесс идет. А почему человек болеет, нами как-то это не воспринималось. Кто угодно мог болеть, но не.
(07.07) В: Да, но как бы сердцем. Нет. Дело не в священнике. Понимаете. Есть разные люди, страстные и все. А отец Модест он не был таким. Он был очень скромным человеком. И в нем не было казалось, не видно было того, а что же болезнь она нужна для чего-то, что-то надо изменить в человеке. И вот зная отца Модеста, ну не пойму я, что в нем нужно менять, у него все есть. Вот то, что не было у меня, у него есть. Люди годами к этому стремятся, чтобы в себе это выработать. Такие качества в нем есть и он болеет. Ну, это было очень трудно принять. Трудно принять этот промысел божий и он не понятен. Понимаете. Потому что, фактически, если так посмотреть, он страдал только от того, что он редко бывал в храме. Практически вся нагрузка, огромная, колоссальная нагрузка легла на Валентина. Он не заменим был здесь. Совершенно не заменим.
(07.54) В: Ну, приходили к батюшке. Иногда вот были случаи, мы его в храм привозили, пока еще так он получше себя чувствовал, очень радовался приходу всегда. И конечно, ну мы даже смеяться перед промыслом божиим, как бы сказать, да вот так вот положено такую-то часть жизни ему проболеть. А мы этого не воспринимали. Очень это больно было смотреть, мы ждали и даже нам говорили, что он обязательно поправится.
(08.20) Д: Сердце?
(08.21) В: Ну, как-то все затянулось и последние годы были очень тяжелые. Какой-то процесс видно в человеке идет, когда он болеет. Видно это было необходимо для его жизни. Какая-то подготовка, наверное, шла. Мы так понимали, что это больше на Валентина ложится. Вот Валентин здесь свое спасение нашел, это его подвиг. Подвиг его, да. И батюшка ему обеспечил, так сказать этот подвиг. Иначе мы понять не могли, вот только с этой стороны. Если посмотреть, то он особо не страдал. Он особо как бы не чувствовал в нем страдания. Он даже больницы переносил. Его привезли в больницу и батюшка, да, чего, в общей палате оказался. Протоиерей в больнице и как бы должна быть реакция совершенно иначе. Нет его положили, даже отдельной палаты не нашли, даже за деньги не нашлась палата. Долго ждали, пока там что-то можно было сделать.
(09.21) В: Ну, это все такие внешние стороны, последнее такое в жизни. А самая-то интересная сторона – внутренняя, внутренняя у человека. Ведь, чтобы стать таким человеком, можно им родиться, нужно им еще прожить и не испортиться. А батюшка был очень тихим, очень скромным человеком. Эта скромность, вот она была образцом, и даже я бы сказал, и сравнить-то не с кем. У нас больше нет таких священников. Мы их не знаем, не видели ни разу и людей конечно.
(09.53) В: У нас в Лисносочном очень интересный приход и раньше были люди, которых можно было, очень много интересного. Люди, которые в девяносто лет. Недавно Нина умерла. Эта целая жизнь в приходе, целая жизнь в церкви, которая прошла. Они очень радовались батюшке. Батюшка для них был особо уважаемый человек. Особо уважаемый. Потому что, конечно, контакт с ним происходил в основном во время исповеди. Во время исповеди, когда ты приходишь к нему, у тебя проблемы. Никто мы исповедоваться не умеем.
(10.28) В: Мы приносим, как правило, вот самое важное, а что там в жизни появилось, что нам мешает. Мы приходим к батюшке, вот у меня такая проблема, я не могу ничего сделать. Что будем делать? Он говорит: «Ну, давай вот так постараемся, решим вопросы. Ну, ты уж постарайся». Через неделю приходишь. А роста (непонятно). Батюшка говорит: «Ну, что-нибудь делал?» Не собраться было. (непонятно) Он говорит: «Давай вот так попробуем. Ну, тебя уже наказывать пора». «Зачем же, батюшка? Да, как же?» «Ведь даже не начинаешь. Ты каждый день приходишь ко мне, докладываешь, я батюшка собрал, даже руки «засучил», а приходишь через неделю но не смогла. Собраться даже не смогла». Он говорит: «Ну, когда будем делать-то?» «Вот сейчас начну». Ну, отпускал, конечно, вот там грехи.
(11.17) Д: А тут вы беседовали на духовные темы, советовались или после пили чай? Ну, вот как он обычно?
(11.25) В: Вы знаете, я хочу сказать. Что здесь бывает контакт такой вербальный, на словах, бывает эмоциональный, бывает духовный вот такой. Нам не нужно было информации никакой. Нам нужно было просто к нему придти.
(11.37) Д: Просто?
(11.38) В: Просто придти. У меня был случай, я вот очень больную женщину вез по пути и не знал, что с ней делать. Вез ее к Ксении Петербургской. Просто, ну куда ее деть, ни домой же везти, там жена, дети, ну все прочее. А мне в Серофимовском храме сказали, ну возьми ее куда-нибудь, только из храма уведи ее, чтобы ее здесь не было. Потому что по скорой ее не возьмут, она здоровый человек. Кто скажет, что она тяжело больной человек на голову. И вот довез ее до Ксении, мы входим на Смоленское кладбище и она руками, вот так вот, держит голову. Она, по-видимому, звуки слышит, какие-то голоса. Ну, человек психически травмирован.
(12.19) В: Как выяснилось потом, у нее умер ребенок и на этой почве она тяжело заболела. И не доходя до Ксении, до поворота даже, она убрала руки и говорит: «А где мы находимся?» У нее что-то изменилось вообще в атмосфере, в эфире. Все что там ей мешало жить, оно исчезло. Вот это вот прикосновение для нас святой, мы иногда понимаем как безгрешная. Я думаю, это неправильное понятие. Лучше сказать, что это божественная или приближенная или человек так вот можно сказать, наши священники они все, даже какие (непонятно) они, они все конечно относятся к этой категории. «Святой» может присвоить церковь, когда она хочет как образец для подражания. А по жизни, священник, это человек приближенный к Богу, особое имеет освящение. У него совершенно другая харизма чем у нас.
(13.11) В: Я бы сказал, я приведу случай в пример, что отец Димитрий, ну вроде молодой священник Я помню пришел читать, не выспался, еле живой был. Я еле читаю, и вдруг отец Димитрий кадит, подходит ко мне, я плохо себя чувствовал. Он только подошел и уже все изменилось. Я стал спрашивать, так же вот батюшка мы приходим, недовольство жизни, в жизни пустота. Посидим, помолчим, поговорим, пошутим. Он всегда был легок. И все вставало на свои места. Нужно было просто немного прикоснуться. Понимаете? Придти и прикоснуться. Также и в храме, приходишь, поискал, смотришь где батюшка, пойти благословиться, оказался рядом с ним, благословился и вроде как бы уже все сделал, я уже получил что хотел, остальное дочитаю где-нибудь.
(13.57) В: Вот это вот отношение когда духовное вот такое с человеком, оно совсем другое. У тебя есть образец. Человек, живущий рядом с тобой, он носитель вот всего этого. А ведь живя в миру очень тяжело удержать ту благодать, которую мы получаем в храме. Ее можно тут же придти и в споре потерять все. И думаю, Господи такой выходил радостный, такой веселый, такой счастливый и все. Вот, пожалуйста, забодался, надо же кто меня за язык тянул, куда все делось.
(14.20) В: И вот и с батюшкой. И они всегда же, как-то были, они совершенно разные с отцом Олегом были. Совершенно разные. Они в духовном, конечно. Оба в духе это единственно, что их объединяет. А по своим эмоциям, по своим характерам, по своему сложению совершенно разные были люди. Они каждый были на своем месте.
(14.41) В: И я очень хорошо вспоминаю, так с радостью отца Олега. И думаю что, то что сейчас происходит в храме, я уверен это происходит благодаря его молитвам, он оказался у Господа и уж для нас для всех здесь постарался. Храм преобразился. У нас, наверное один из лучших священников. У нас два батюшки, один наш лисьеносовский отец Димитрий, второй здесь лучший можно сказать из батюшек, который раньше был регентом в Лавре, который начинал там, который пришел сюда, ну на зависть. Как я еще удивлялся, уведут, уведут. У нас всегда был лучший хор здесь с его появлением.
(15.16) Д: А вы читали, да?
(15.17) В: Ну, я когда разрешают я помогаю с радостью. Чего-нибудь выклянчаю, дайте дедушки что-нибудь поделать.
(15.21) Д: А когда вы начали читать отец Модест благословил вас (непонятно).
(15.25) В: Да, да, да. Ну, он благословлял, читал я там. Да все делалось с его благословение, также ничего не делается.
(15.21) Д: Нет, я имею ввиду, когда это случилось. Когда первый раз вас поставил на послушание?
(15.35) В: А, вы знаете, первый раз он мне дал в алтарь войти. Так получилось, что я никогда в алтаре в жизни не был и был крестный ход. И он мне говорит: «Иди, поставь хоругви там, да в алтарь». И я тогда, первый раз в жизни вошел. Я никогда не думал, что наверное в цирке так идет канатоходец. Я шел как будто по веревке, я оказался в святая святых. И не знал, что это такое окажет на меня действие.
(15.58) В: У меня такое было благоговение, которого у меня никогда не было. Вот эти пять шагов или там десять, которые можно сделать от входа в алтарь и дойти и поставить вот эту, там хоругвь, или что там было, не помню, крест с изображением, который я поставил. Вышел, забывший поклониться. Потом мне напомнили, я все сделал. Потом я вдруг почувствовал, что я физически почувствовал алтарь. Непросто, а что физически, это другая среда. И у меня был такой нездоровый интерес. И я никогда не упускал момент что-нибудь помыть в алтаре, что-нибудь переделать, и все так сказать, вот туда проникал.
(16.34) В: Потом, я всегда молился иконе, которая там висела. Я читал про себя «Достойно есть» и никогда не замечал, что это Млекопитательница. И вдруг, никогда не замечал (непонятно), думаю, «достойно есть», хорошая такая, я на нее молился, «достойно есть» читал. И вдруг отец Модест мне говорит: «Ты знаешь, у нас чудотворная икона есть в алтаре Млекопитательница». Я говорю, где? Он: «Ну, как же, она такая большая». Я говорю: «Я не видел. Придем, покажете?» Он говорит: «Валер, да как же ты входил?» Батюшка: «Я затаив дыхание». Я подхожу, думаю, Господи, правда, Млекопитательница, как же я не заметил то. Она же там, вот-вот кормить начнет.
(17.18) А: Нет, отец Олег… ой, отец Модест он как-то даже взглядом своим, вот он так успокоил. Мне тоже приходилось, у меня первая сознательная исповедь у него и я обошел тоже много священников, вот. И когда к нему Господь привел, у меня просто вот, изливался очень долго, и он так спокойно все это меня послушал, наставлял и я ушел от него как на крыльях.
(18.05) В: Да вот так, потихонечку жизнь в храме, на праздники он увеличивался храм, сразу наполнялся. Были постоянные прихожане, постоянные исповедники. Я очень любил, когда были две службы, и ранняя, и поздняя. Вообще можно было успеть на раннюю и успеть на второй задержаться. А на ранней был какой-то, какая-то другая атмосфера, тише, спокойнее. Частенько так был любительский хор непрофессиональный. Может быть не так красиво, но уж очень духовно.
(18.39) В: Ну, вообще-то это был очень красивый такой, хороший период для нас радостный. Я вот вспоминаю, что отец Димитрий когда появился здесь, я не видел этого момента, мне потом рассказывали, что когда он пришел и он сообщил приходу, что его назначили настоятелем. Он говорит: «Какой я настоятель конечно, здесь почетный настоятель – отец Модест». Вот это его признание с почетным настоятелем отец Модест сразу всех к нему расположило, он сразу завоевал весь приход, все сердца сразу. Вот этот момент, что отец Модест – почетный настоятель, а я как бы исполнительный, это сразу расположило всех к новому настоятелю и у него проблем уже не было.
(19.17) В: До этого были священники, которые здесь месяц, три, два там, полгода они все были не нужны, они не сложились, они все были не ко двору. Они были просто контраст в связи с тем, что было здесь. И вот пришли новые и стали строить по-новому все. Период. Они даже сравнивать было не с чем, тот период который был при отце Олеге, когда он был настоятелем, потом отец Модест. Они два все (непонятно), просто назывался отец Олег настоятель, какой-то период был отец Модест настоятель. А мы уж привыкли, что отец Олег был. Потом батюшку долго уговаривали. Вы никогда не найдете протоиерея, чтобы он отказывался от настоятельства. Ну, не бывает такого у нас в православии, я не видел. Как только выпускают из семинарии, любой священник очень хочет быть настоятелем. Всем хочется кроить духовную жизнь по-своему. Да. Отец Модест не хотел быть настоятелем, ну просто не хотел, а хотел быть просто священником.
(20.13) Д: А почему так?
(20.14) В: Скромность. Скромность. Понимаете? (непонятно) Я думаю, что он легко бы справился с этим. Там тоже. Бывает, мы его уговариваем, батюшка мы вам во всем поможем, ну соглашайтесь. Нам же очень хотелось, чтобы он был настоятелем. Потому что, как бы здесь была бы наша власть, духовная, духовная власть, наших вот сказать лисьеносовских. К примеру, новые священники, они приходят со своими людьми, здесь другие движения по храму, другие отношения складываются. Начинается так (непонятно). А когда батюшка, здесь было бы только духовное. Здесь бы как бы закон и канон не очень присутствовал. Здесь больше всерьез тихо по любви. Ну, вот.
(20.55) Д: А вот скажите к закону и канону как он относился? Вот скажем духовная жизнь, когда он вел человека, наверное, были моменты, когда был какой-то выбор?
(21.08) В: Я не очень понял насчет духовной жизни человека.
(21.10) Д: Ну, вот как он вел человека по жизни?
(21.13) В: Я могу сказать, что батюшка несмотря, что любящий, он был и строгим. Вопрос совершался там, он тебя встретит всегда и как любящий отец, и как друг и вообще все прочее. Но, когда касается вопрос нарушений, здесь натыкаешь (?) на конкретный вопрос, ласка и все что. Все, только так. Все же нужно исправить. Конкретно. Все, задача поставлена. Выполняй. Он всегда находил простые слова для этого. Все существовало (непонятно) и дальше и все, но любые наши нарушения, а мы их по легкомыслию допускали. Легкомыслие тоже необходимо человеку. Но после другого немножко он защищает нас во многих случаях, наших горестях, передряг и все прочее. Да, а здесь бывает, по легкомыслию мы допускаем вещи, которые потом придя в храм начинаешь осознавать что там наговорил лишнего, здесь осудил, здесь это самое. Потом пугают такие же вещи, когда бывает человека не простишь. А что значит простить человека. Спроси у отца Модеста. Он тебе скажет, не принимай злых мыслей насчет них, все. В этом заключается прощение.
(22.16) В: Я думаю, что каждый человек, который прожил жизнь с отцом Олегом, у него осталось много таких вот личных бесценных моментов, которые наполнят его и сложится такое интересное представление о его духовной, пасторской деятельности
(22.30) Д: А вы скажем, можете вспомнить что-то вот такое, что можно было бы рассказать. Есть вещи, которые не расскажешь, они настолько личные, что их просто нельзя рассказать. А есть, которые можно вспомнить из жизни.
(22.41) В: Да, нет. Конечно можно. Я был тогда, это самое, молодым человеком, еще не женат. Я спрашивал у батюшки, ну что батюшка у меня привычка вот такая любуюсь на красивых девушек, там вот кроме всего прочего. А он мне говорит: «Да не смотри ты на плоть». Я говорю: «Ну, как же?» Он говорит: «Не это главное. Ты ищи в человеке духовное, хорошее, доброе, чтобы что-то все (непонятно). Я говорю: «Батюшка, я пока этого не понимаю». Ну, как же, все кажется самое главное, все прочее.
(22.41) В: Как то он меня несколько раз возвращал к этой теме. Ну, что ты там. Я исповедаюсь, батюшка ну что, как ты там себя ведешь? Да, я говорю, батюшка, да я ничего не натворил, никого руками не трогал. Но вот как бы вот, но опять есть же (непонятно). Вот смотрю на них, любуюсь, рассматриваю, так мне это было проще, сердце греет. Ему это очень не нравились мои вот эти, да, вещи. Он говорит: «Ну, лучше писсемистический настрой, чем такой оптимистический». Я может, что-нибудь дорисую по своему, он может быть другими словами говорил. Это уж я так воспринимал.
(23.42) Д: А вот скажите, вот к браку вы готовились как-то церковно?
(23.45) В: Что-что?
(23.46) Д: Ну, вот когда вы жениться надумали, вы с ним советовались как-то?
(23.49) В: Конечно.
(23.49) Д: Невесту показывали?
(23.50) В: Конечно показывал. Батюшка, говорю я, да не хочу я жениться. Давайте кого-нибудь другого на ней женим. А она уже здесь и как сказать и корни пустила в приходе. Я говорю, я как-то себя вижу. У меня по жизни такая испорченная психология, что начав свою духовную жизнь с Варсонофием, я иначе себе не представлял, что конец своей жизни я проведу в монастыре. И как бы пока батюшка существовал, мне было понятно. Раньше же как было на Руси, человек мог выкупить себе келью и конец своей жизни проводить в молитве. И для меня всегда были огромные образцы Феодосия, Антония. Это люди, которые (непонятно) Иоанн Кронштадский, для которых молитва была все. Весь уют, все тепло в доме, все сыты, у них все проходило. Они дошли, они выросли до этого.
(24.37) В: У меня кажется было таких много и глупостей таких которые я искал. И вот на днях рассказ «Странник» своему духовному отцу, я понял, что я спасся. Да. Все остальное для меня было непонятно, неприемлемым. Вообще, человек я легкомысленный, я что-нибудь натворю обязательно. Долго продержаться нельзя, нужно чаще исповедоваться. Раз в неделю долго, не дождался. Найдя откровенный рассказ «Странника» у меня это было второе так сказать сокровище, я понял, что я спасся, я нашел метод. Я жил по своим, так сказать. Да, понимая, имея метод, я буду иметь успех. Вы книгу эту все, наверное, читали?
(25.14) Д: Да, конечно.
(25.15) В: Я тогда к батюшке пробираюсь. Говорю, батюшка вот там книжка есть. Думаю, что же он мне ответит. Сейчас скажет, выкинь психотехнику или еще чего-нибудь. И спросить, (непонятно) я же ее уже разместил, я знаю как я все сделаю. Надо пробовать, стремиться. Да, ну и что же. Он говорит: «Можно конечно, говорит все это делать, но надо делать это просто с чувством покаяния и никакой психотехники, никакой, никаких контролей, просто с покаянным чувством. Можно, можно». «А как, а сколько?» «Нисколько». «Вот будет потребность, столько и делай, не гонись за числом». Ну, я конечно натворил дел, я сам стал эти цифры. Батюшка стал улыбаться на эти самые. В конце концов, кончилось все тем, что в старой деревне ко мне подошел волнистый попугай, сел почти на меня. И я знаю, что Господь всякие знаки подает, стал задумываться, что в Санкт-Петербурге попугаи не водятся. А зачем он передо мной сел, я начал думать. Да, я же попугай. Попугай. Надо же было Господу притащить попугая, сунуть мне его перед носом, чтобы я догадался кто я. Ну, тогда я уже четки повесил на стенку и больше их в руки не брал.
(26.39) Д: Жена получается у вас из храма из этого?
(26.41) В: Ну, она так сказать, пришла сюда вместе со мной, как дружа. Фактически все мы друзья. Приезжаешь сюда, все начинают приходить в храм и даже вот мои однополчане, вот люди, которые сочувствующие, но не верующие, они сразу признают этот храм и такие вещи говорили, что я нигде себя так комфортно не чувствовал, что мне не хочется от сюда уходить. Хочется сюда, здесь именно какая-то особая обстановка. Особая обстановка, что здесь приходится. Вот я прихожу говорит в другие храмы, я там чужой человек, как инородное тело, а сюда прихожу я здесь свой. Вот я встал и мне здесь хорошо. И я могу сюда ходить. Конечно (непонятно). Человека, чтобы призвать, нужны немножко более такие сильные действия на. Нужно учиться молиться сразу или уж, чтобы сверху тянули уж там как-нибудь. А здесь благо, что было просто два митрофорных протоиерея, два владыки, которые.
(27.40) В: И даже я бы сказал, вот ну, можно было просто приходить. Даже фактически, у батюшки благословился, постоял, походил, и как бы все вставало на свои места. Просто, ну бывают очень тяжелые отношения в наших семьях, в современных. Очень тяжелый отношения, бывают что регулярно приходил и говорил, что так тяжело с отцом, что батюшка давайте сегодня помолимся или иначе придется уезжать от сюда. Да. И бывает я жил просто молитвой, вот этой. Что у отца очень тяжелый характер, отставной военный, политолог, властный человек, который мнительный, понимаете. И очень тяжело было переносить все это дело. Я к батюшке приходил, говорил, батюшка помолитесь, потому что это уже невыносимо все, я уже готов уехать. Понимаете. Он говорит: «Сейчас помолимся, давай. Ну как ты?» «Ну, вот неделю протерпели. Давай снова в воскресенье еще помолимся».
(28.31) В: Ну вот сейчас ему уже 87 лет, тот же террорист, тот же террорист в нашей семье. Что в восемь лет я со школы не хотел домой идти, что сейчас мне пятьдесят восемь, прошло пятьдесят лет, я также не хочу, бывает идти. Потому что знаю, что отец придешь, он тебе все испортит. Ну, бывает у меня. Думал, что будет когда-нибудь период, когда мы в любви с ним проживем. Ну, когда-нибудь он начнется.
(28.55) Д: А отец к отцу Модесту Вас ревновал?
(28.58) В: И мать и отец, у них очень такие как бы отношения. Если начнешь хвалить при них, им это не нравится. Они должны быть для своих детей главными в жизни, источником всего.
(29.10) Д: В храм не ходили?
(29.11) В: Нет, почему, они причащались. Я прихожу. Но просто последствия конечно. Если такого человека привести на причастие. Потом их и мотает и крутит. Они.
(29.19) Д: Нет, к отцу Модесту?
(29.20) В: Знакомы с ним, они оба его хорошо знают. Они его очень уважают.
(29.23) Д: Тут бывали?
(29.24) В: Нет, только в храме. Только в храме, конечно.
(29.28) Д: Хорошо. А скажите, вот Вы привели свою невесту будущую. Или как получилось. Вот он какой-то срок Вам дал испытательный? Как-то Вас учил как жить там? Как это вот у него это происходило, допустим на Вашем примере духовное руководство семейной пары, ну вот?
(29.46) В: Ну, здесь все очень просто. Надо определяться, вы дружите, дружите надо определяться. Дальше, если будете жениться, значит жениться. Если не будете жениться, будем даму дальше выдавать замуж.
(29.55) Д: А он такое делал, выдавал замуж?
(29.56) В: Да, нет. Ну, это я в шутку так говорю. Это я же перевожу, там дословно я не могу сейчас все воспроизвести как это было, ну в принципе велось конечно так. Нужно жениться.
(30.05) Д: Нет, но он вас сюда пригласил поговорить или там?
(30.07) В: В храме был и сюда приезжали вместе. Она у меня спортсменка, так сказать, она с батюшкой так вот, он болел она и занятия с ним проводила, гимнастику и все прочее. Ну.
(30.19) Д: И вот он потом впоследствии вашу семейную жизнь как-то пас как пастор, постоянно курировал?
(30.23) В: Конечно, конечно. Мы приходили, мы все ему рассказывали, все рассказывали. Он очень хорошо относился к Галине. Да вообще-то это решило вопрос. Я бы наверное не женился, я бы наверное не решился жениться, вот так вот надо сказать.
(30.36) Д: Если бы он не стал вести?
(30.37) В: Да, да. Батюшка, когда уже стал вот так вот относиться к этому, что да уже нужно жениться и там все прочее и мама моя еще подносила, ну вот так вот.
(30.47) Д: То есть эта смена пути монашеского на?
(30.51) В: Нет, монашеский путь мне не благословили, конечно. Эта была такая иллюзия, такой может, ну вот как бы. Ну, я сам все напридумывал, конечно. Чтобы быть монахом надо быть более твердым человеком, более таким, ну как бы конкретным, а для меня это было пение души, вот так бы я сказал. Чтобы жить монахом нужно даже родиться, я бы сказал, очень тяжело себя переродить.
(31.14) Д: А в священный сан он никогда вас не звал?
(31.16) В: А в священный сан? Ну как бы, когда я собрался на священный сан, то я тогда с Варсонофием по этому поводу говорил, батюшка может быть мне перестроить жизнь, так сказать, вы тоже начинали с инженерии, с техники, а окончили то семинарию. Может мне сейчас? «Нет, Валер тебе сколько?» Я говорю: «Тридцать восемь». Он говорит: «Что ты, даже не подавай заявление, сейчас сорокалетний такое натворил в семинарии, такое понатворил. Его взяли комендантом сделали, понимаешь там и все прочее, он пошел женился и вот благословение не взял и вообще. Если ты сейчас придешь и скажешь, что тебе 38 лет, сто процентов тебя не возьмут. Но он тогда мне добавил в нашу семинарию, можно было идти в другую, понимаете, поступать в другой город. И все у меня это как-то все отпало и я перегорел этим вопросом.
(31.58) В: Конечно придя в церковь, тем более читаешь Серафима Сарофского, он говорит, если уж ты родился мужчиной, то ты должен стать или монахом или священником. Если бы ты знал, что тебе за это будет там, рванулись бы все. Понимаешь, исходя вот из этих, так сказать, ну, как можно было не думать об этом. Уж если не стал священником, значит ты обязательно должен быть в монашестве, на это есть образец Серафим Вырицкий. Образец, пожалуйста. Они прожили жизнь, они выросли детей, они с матушкой оба получили постриг, тоже можно (непонятно) жить в миру монахом, если тебя не устраивает жить в монастыре. Ну, например, ты не можешь у тебя старые родители, какой тебе монастырь, живи монахом Конечно для того, чтобы вести эту духовную жизнь нужно иметь руководителя. Теперь ни Олега, ни Модеста нет, понимаете.
(32.44) В: Потом молодежь, батьки, они как-то, вот внутренней жизни они как-то, я не вижу в них никаких в этой части пока. Это может быть потом сложится. Они сейчас озабочены семьями, там своими проблемами. А у отца Модеста кажется духовная жизнь внутренняя, он конечно человек был внутренний, духовный человек и вот рассказывать о внешних проявлениях это рассказывать о священнике, а вот внутренний человек, который в нем был, молитвенник это совсем конечно это для нас должно быть образцом. Вот стать вот таким вот внутренним человеком, должен быть каждый прихожанин, должен научиться быть внутри себя. Слушать себя, смотреть за собой, смотреть что с тобой происходит, почему не получается и вопрос решается всегда молитвой, у нас есть огромный рычаг в жизни молитва. Если у тебя нет сердечной молитвы, ну что же ждать каких-то успехов? Опять, у меня нет успехов. Ну, батюшка все это повторял нам простыми словами.
(33.41) Д: А, учил? Учил когда-нибудь молитве? Батюшка учил?
(33.43) В: Да, конечно. Мы сами все пробовали. Если не получается у него, он всегда поправит. Ну, больше сердца. Надо молиться от всего сердца, от всего сердца не формально. А мы же как. Мы все свои силы истратим в течении дня, просуетимся. Вечером из последних сил прочитаем вечерние молитвы. А потом думаешь, а сколько раз я в течение дня вспоминал Господа. Ну, единичные случаи. И то, выходя из дому, садясь в машину, выходя, приезжая, еще чего-нибудь вспомним. Конечно, нельзя сказать, что это тот завет наших апостолов, которые говорили, непрестанно молитесь. Даже, если собрать день, что мы вспоминаем, придешь на исповедь батюшка говорит, ну и как ты там жил-то, как с молитвой, как с Господом? Ты его вспоминал? Куда там батюшка. Пять раз в день, бывает больше.
(34.34) Д: А он наставлял как-то, вот как это делать? То есть как?
(34.38) В: Весь вопрос решала молитва, то есть исповедь, с чем ты приходишь. С чем ты приходишь на исповедь. Если у тебя крупные нарушения о какой молитве идет речь. Понимаете. Если тебе простое еще жизнь не поправить. Тебе нужно все поставить в рамках, у тебя все должно работать, дома настроить и все прочее, понимаешь. Если даже Василий Великий говорил, если нет внешнего, не ищи там и внутреннего. Жизнь это собранность. Человек должен ее организовать. Если у него не хватает вразумления даже организовать вокруг себя, то как же он организует свой внутренний мир. Как он его организует? У него будет псевдо организация, она не выдержит натиска.
(35.16) В: Человек пускаясь в молитвенную жизнь, он найдет там себе противника. Тот, кто с ним будет бороться в этой жизни. И здесь конечно, когда у тебя, простите, форточка открыта и там надует, да. Ты сначала закрой, а потом приступай. Когда я говорю, батюшка я там рукава засучил, четки новые купил, подвиг готовится. Он говорит: «Ну, ну, ну, тебя опять понесло куда-то. Это, говорит, все не то. Это не то немножко». Давай немножко, говорит, разложим, как было раньше, где мы спотыкались раньше там, там, там, здесь не так, это не так. А как сейчас?» «Да, также, батюшка». «А почему ничего не сделали?» «Я же собирался, но вот как-то помешало это, это, это». «Так каждый раз мешать будет, нужно уметь организовывать. Собранность она всегда на первом месте».
(35.59) Д: А он помнил? Он помнил?
(36.02) В: Я напоминал сам. Бывает начинаешь с исповеди, он сразу начинал вспоминать так из чего же складывалось. А как? Иногда, от него слышишь такие тяжелые вещи, которые не хочешь слышать. Он говорит: «Что уже пора тебя наказывать. Понимаешь. Ну, не хочешь сам, говорит, Господь напомнит, накажет сам. Это всегда действовало отрезвляюще. Если ты доходишь до того момента, когда тебя уже наказывать нужно тебе поворачивать «оглоблей» и быстренько меняться. Вспоминать что у тебя.
(36.29) Д: А что было самое страшное для Вас? Какие слова его?
(36.33) В: Ну, вот я очень не любил, когда он говорил приказания. Бывает, когда он к тебе никак не относится. Вот так вот, понимаете. Когда приходишь к нему и батюшка видит, что ты опять не туда, не туда, где-то пробегал две недели, тебя не было, значит, то огороды, то еще что-нибудь. Ну, он тебя благословит и там все прочее. И конечно тогда вот так вот холодновато тебя встретит, но неприятно. Нужно побыстрее еще раз прийти, чтобы он снова вспомнил тебя, чтобы появилась улыбка, чтобы благословил. Да. Нужно поприставать к нему, чтобы заметил. И снова вставать дальше в строй, в строй.
(37.08) Д: А Вы встречались как бы один на один или он как бы вперед вызывал духовных детей?
(37.12) В: У нас контакт с батюшкой всегда был только на исповеди и когда он в храме, когда он провожает, батюшка спускается со ступеней, здесь встань, где-нибудь руку подашь, там пару слов каких-то скажет. Ну, всегда как-то вел, хоть какую-нибудь маленькую фразу он тебя поддержит. Бывает (непонятно). Он никогда не повторялся. Я вот что могу сказать, что вот приходя к нему, я от него каждый раз уносил новое что-то. Понимаете. Не было такого что одно и то же. Я возвращался к одному и тому же. Он говорил, что надо менять. Но не получалось. Не хочешь, значит, не стараешься.
(37.43) Д: Какое чтение он рекомендовал духовное? Были такие рекомендации?
(37.47) В: Я как правило, приобретал книги сам и рассказывал батюшке я купил это, это, это. Понимаете. Вот, у меня это есть. А вообще, всегда же начиналось, что каждый год надо все перечитывать. Потом нас ведет календарь, здесь все рассчитано. Начались посты, мы покаянные читаем больше, нужно Феофана Затворника. (непонятно) Потому что здесь вот сама церковная жизнь, это жизнь для особенного человека. Человек должен либо собраться, либо у него не будет получаться. Как бы календарь сам определяет все. Начались, батюшка вышел сам нам расскажет, у нас началась такая-то пора, нам пора переходить. Пришел радостный период, мы акафисты читаем.
(38.25) Д: А вот его жизнь, как бы вот внутренняя, домашняя жизнь, конечно, это, в общем, тайна. Понятное дело, что ее не расскажешь. Но все-таки вот, кто-то мне говорил, по-моему, отец Михаил Преображенский, что у него совершенно удивительно сложилась вот его семейная жизнь, что он был женат на матушке, которую кто-то из монастыря благословил, она собиралась быть монахиней или я неправильно слышал?
(38.53) А: Нет, неправильно, ее воспитывали монахини в Вышнем Волочке. Когда закрыли монастырь, они две устроились там дом построили сами, перевезли из деревни. Построили, взяли на воспитание матушку.
(39.15) Д: Она сирота была, да?
(39.16) А: Сирота, да.
(39.19) Д: И вот ее, она как раз?
(39.20) А: Она выросла и вот там познакомилась с отцом Модестом.
(39.25) Д: То есть это была инициатива тех монахинь?
(39.29) А: Жизнь так сложилась.
(39.30) В: Видите, как батюшке повезло, он получил жену духовную.
(39.33) Д: Я к тому, что. Ну, его как бы не женили так специально, но монахини как бы соединили вот? Или?
(39.40) А: Ну, я подробностей не знаю. Наверное, ходили в храм вместе, встречались. Там один храм был в Вышнем Волочке. Так и познакомились. Может, не знаю.
(39.52) Д: Я то подумал, что она послушница монастырская.
(39.54) А: Нет. Монастырь был закрыт. Открыли вот сейчас в девяностые годы.
(39.58) Д: А, понятно. А когда они женились, сколько им лет-то было? Это в каком возрасте они?
(40.03) А: В пятьдесят первом. А, нет. В пятьдесят втором он уже посвятился, значит, ну где-то вот, наверное.
(40.16) Д: То есть, сколько лет ему было тогда?
(40.18) А: После семинарии он женился.
(40.20) Д: Двадцать с чем-то, да?
(40.21) А: Да.
(40.23) Д: И матушке сколько было лет, они ровесники?
(40.25) А: Двадцать три, двадцать четыре, наверное.
(40.29) Д: Ровесники?
(40.30) А: Ну, она на год младше.
(40.32) Д: А, понятно. А Вам, кстати говоря, какой-то период давали, испытательный срок с вашей матушкой?
(40.43) В: Да. Мы дружили не один год. Да.
(40.44) Д: То есть он такого срока не давал специально?
(40.46) В: Нет, нет. Он никогда ничего не носил человеку. Потому что ну, как бы намекали на то, что ну как же дама возле тебя. Вопрос не решается. Надо жениться.
(41.06) Д: А еще вот какие-то наставления духовные и другие вопросы, вот в армию уходили, наверное, были. То есть моменты, которые переломные для человека меняют что-то в жизни, как профессию выбирали, вот такие вещи помните, благословение на каждый?
(41.16) В: Я был не церковным человеком. Вся эта жизнь прошла, она такая как бы вот. В жизни так получилось, что у нас бабушка умерла, у нас все (непонятно) умерли, осталась одна бабушка, ну вот правда сестра бабушки, вот, двоюродная бабушка у нас там была, а мы же в школах все так сказать получали атеистическое воспитание, я учился в №450, политехническая школа в Автово. И там вот единственное у нас тогда было в шестидесятые годы нас так сказать навязчивость, мы с бабушкой часто ссорились. А когда она умерла, иконы ее часть раздал, а часть вот Серафима Саровского продал, на мороженое там хватило и прочее. Ну, я думаю, что это один шаг был на воцерковление. Потому что понимал, что икона была очень шикарная, помню щербина какая была, конечно, меня обманули, выменяли у меня там сказать у меня ее эту икону.
(42.08) В: И так получилось по жизни я провел двадцать лет в храме Серафима Саровского, понимаете, вот так вот там. И останавливало и все это. Да. И рядом с домом так получилось жил. Еще не вернул себе (непонятно) Серафима Саровского. Да. Я практически скупаю все иконы, вот здесь пытался заказать, у меня одноклассницы муж у нее иконописец. Я ей и так и всяк, и все, говорю, что мне нужна большая икона, вот такого формата Серафим благословляющий, то что выпускалось и как бы вот по жизни это возможно послужило шагом таким, что он на меня обратил внимание. Вот мальчик продал, он не понимает, что это была драгоценность семейная. Да, и получилось по жизни так, что я долго ее, когда в первый раз мы с дочкой приехали в Дивеево, ну потом очень долго какая-то благодать, мы даже богородичное правило несколько лет с ней читали, а потом потихонечку так ушло. Нам дали такую пачку иконочек благословенных (непонятно).
(43.07) В: Ну, там очень как бы этот период тяжелый этот первый самый, в который происходит становление человека в храме. Его же нужно оставить, удержать человека, да. Все эти догмы они конечно здесь.
(43.21) Д: То есть Ваше воцерковление началось когда, в общем, с какого возраста?
(43.25) В: Ну, где то, наверное, лет тридцать пять мне было, вот так. Даже может быть тридцать четыре. Все-таки в тридцать восемь я собирался уже делать крупные шаги такие. Думаю, где-то в этом возрасте. Где-то в девяносто первом я с отцом (непонятно) уехал в Феодоровский городок, по-моему, открывался тогда, а там мы с ним расстались. Да, там вот мы с ним расстались, этот можно сказать мой монашеский путь он так немножко сократился. Ориентация была у меня же тогда, я поступил в Оптину пустынь, а дочка моя поступила в Зиновецке. Она еще говорила, кто ездит к Серафиму Вырицкому у тех, говорит, судьба изменится и вот мы доездились.
(44.06) Д: А Вы к Серафиму Вырицкому ездили?
(44.08) В: Мы везде ездили. Ну, что вы. Тогда все были такие подвижные, тогда бабульки наши тоже были такие живые, что услышишь, что тебе рассказывают в храме, что были у Серафима в Вырице, ушки на макушке, а это где, покажите, где читали, мы собираемся и снова туда раз. В Пюфтицы выезжали, мы жили, нам лишь бы дай информацию, где что-то можно было найти. Мы приезжали в монастырь, возвращались нам хватало бывало дней на двадцать.
(44.35) Д: Это с женой или с дочкой?
(44.36) В: С дочкой. Эта же дочка. Правда, дочке было 7-8 лет. Да вот.
(44.41) Д: А жена потом в церковь стала ходить сюда или она, то есть?
(44.45) В: Да, да. Ну, да. Стала и сейчас ходит. И сейчас ходит. И так вот семейными шагами. Если мы начинали ей рассказывать, что как и куда, то в конце концов она закончила духовное училище даже на отлично и уже когда споришь с ней, она говорит, у тебя диплома нет, а у меня есть. Не спорь, говорит. Хотя, да, да, на отлично я ей помог сдать, потому что отец Владислав, мы были хорошо знакомы. Я бегал на все экзамены вместе с ней, она этого не заметила.
(45.28) Д: Скажите, а кого из святых Модест почитал особенным?
(45.30) В: Батюшка-то?
(45.31) Д: Да.
(45.32) В: Модест, ну что вы. Модеста.
(45.34) Д: Иерусалимского?
(45.34) В: Да, да. Мы через него-то все его узнали, узнали этот праздник, тропари кто мог учил этого Модеста. Да. Батюшка всех почитал, Божью Матерь, он все праздники почитал, каждый праздник это была особая подготовка, особая как бы вот.
(45.51) Д: А духовные чада у него какие-то были
(45.53) В: Весь приход, весь приход, все окормлялись у него.
(45.56) Д: Это понятно. Бывают еще такие люди, которых он ведет, ну скажем так, особо в силу каких-то причин.
(46.02) В: Ну это я думаю, каждый считает, что он его духовное чадо. Я думаю так. Да. Потому что отец Олег он всегда был конкретный быстрый. Да. Если вышел на исповедь, быстро, бы-бы-бы-бы всех разлетел, раскидал. Снова болтать. (непонятно) выходит. А поговорить с батюшкой Модестом можно было всегда. Понимаете, придти.
(46.24) Д: Он долго исповедовал спокойно?
(46.25) В: Да. Как то больше времени было. И я не знаю, то ли случайно, то ли я маневрировал, я всегда попадал к Модесту. Я за все время, по-моему, только один раз у Олега был. По-моему один раз только я у отца Олега был. И потом видите, вот здесь, такая как бы эпоха целая была от Олега-Модеста, целая эпоха. Понимаете, вот когда Олега не стало, она как бы уже надломилась, они вместе. Я думаю, что отцу Модесту его очень не хватало. И отец молитвенник был, и сотрудник и все. Понимаете, здесь как-то появились новые батьки, появились новые порядки, новые разговоры, какие-то еще мнения. Раньше было все понятно, всем все было ясно. Не было двух мнений. Они годами сложились, понимаете. Здесь была своя тихая внутренняя жизнь. Человек, когда появляется откуда-нибудь из другого там, для каждого места нужны свои священники.
(47.16) В: Здесь была еще старая школа, старая школа, понимаете. Здесь даже икона, по преданию, существует от Иоанна Кронштадского, когда храм-то разрушали, что оттуда как бы тащили в этот храм эти иконы. Сейчас трудно ответить какие из них. Но, можно поискать и задаться целью. Можно разобраться, что иконостас как бы не для этого храма писанный, для более крупного. И вот эпоха конечно, Олега не стало и получилось так, что меня не было. Я приехал тогда и встреча отца Модеста, мы на аналое с ним встретились, он был в таком сокрушенном состоянии. Ну, где же ты был, где же ты был? Ведь отец Олег умер. Понимаете, а мне не позвонил никто. Понимаете, никто. Я остался в таком растерянном виде как бы, как предавший. Я это узнал, чуть ли ни через неделю.
(48.06) Д: А вот отца Василия лесника он знал?
(48.10) В: Да, он отца Василия Ермакова хорошо знал. Отец Василий Ермаков он же здесь наш сосед (непонятно) мы с Модестом, да. Он просто решил, мы с Модестом друзья. Любые вот здесь собрания какие-то происходили, тогда же приход был ну очень сложный. Были такие случаи, что писали даже, что старого отца Олега надо убрать за штат и все прочее, понимаете. Такие были потешные выходки прихожанок. Откуда они взялись отсюда, понимаете. Они появились, и тогда это все дело разбежалось, с удивлением. Приезжал благочинный, приезжал отец Василий с таким недоумением. Вообще вещи были, которые до сих пор непонятно, что это за люди были в приходе. Зачем это было. Н, дело не об этом конечно. Это как бы история прихода. Она прошла уже. А вот этот период, когда батюшка остался уже один конечно здесь.
(48.59) Д: Ну, вот есть Никон Воробьев, скажем вот, выясняется, что они были тогда однокашниками.
(49.04) В: С Никоном Воробьевым?
(49.05) Д: Да.
(49.06) В: Ничего удивительного. Это поколение очень хорошее. Я думаю, там можно много хороших людей встретить.
(49.09) Д: Просто вот какие-то контакты вы застали между ним и вот тем поколением священников, которые сейчас уже уходят?
(49.18) В: Я думаю, Валентин это все знает.
(49.20) Д: Я тоже думаю, но если бы он еще рассказал.
(49.23) В: (непонятно) Может не Валентин, может быть еще кто-то. Здесь еще отец Павел есть, он тоже очень хорошо знает. Здесь как бы, видите, здесь существует как бы такая субординация, немножко такая благоговейная, что нас не касается, мы этого и не приближаемся и избегаем. К батюшке приезжают какие-то люди, которые встречаются с ним. Они рады видеть. Приезжают люди, которые ну, батюшка у нас никуда не уезжает, они его все знают. Они приезжают, они уже его знают. Приезжают бывает целая группа, поговорят и еще что-нибудь такое, да.
(49.51) Д: А приезжали какие-то люди издалека?
(49.52) В: Да. Да, нет. И здесь и издалека приезжали. Мы же. Иди сюда. Оденься как-нибудь, ну что ты съемка идет. Это моя жена.
(50.00) Г: А я и не буду. Здравствуйте.
(50.00) Д: Здравствуйте.
(50.04) Г: Я вот здесь посижу.
(50.10) В: Да, да она в заключительном этом самом будет. Мы ждем ребенка, да вот.
(50.20) Г: Со дня на день.
(50.22) Д: Про отца Модеста ничего не сможете рассказать, хоть чуть-чуть от себя, хоть пару слов не скажете про него.
(50.30) В: Надо начать с того, что она всегда его любила, она всегда к нему рвалась и хотела всегда к нему поближе быть.
(50.34) Д: Ну, пускай она, тогда скажет сама.
(50.36) Г: Так и есть, он все правильно говорит.
(50.41) Д: Хотя бы пару слов воспоминаний про него, скажите. Как вы познакомились?
(50.46) Г: Я так не умею красиво говорить как Валера, поэтому.
(50.49) В: Здесь не красиво Галь, весь вопрос в том, что сегодня мне может быть не собраться головой.
(50.52) Д: Как вы познакомились?
(50.54) Г: В храме. В храме конечно познакомились. И где можно познакомиться. Я так, я вот, честно говоря, так хотела попасть когда-нибудь в этот дом и посмотреть, как батюшка живет и вот, ну, наверное, через полгода так все и получилось, что я попала в этот дом и увидела как он живет, но вот застала уже в том положении, когда нужна была моя помощь, вот именно помощь уже не как батюшке, а уже как человеку, который прикован к постели. И вот то, что мы здесь с ним занимались, там гимнастикой, массажом и потом у нас была такая радость, когда он пришел в храм, приехал в храм. То есть он смог встать с постели сам, подняться, сам пересесть на кресло и мы его.
(51.50) Д: Одну секунду, я только (непонятно) на аппарате. Аппаратура у меня тоже не это самое. Все. Вот сейчас секундочку. А Вы когда он болел вы здесь уже были?
(52.03) Г: А?
(52.03) Д: Вы когда он болел уже были здесь?
(52.05) Г: Да, да.
(52.06) В: Ведь мы все ждали, что он поправится. Это ожидалось постоянно, всегда. Это все тянулось.
(52.11) Г: И вот когда приход обратился за помощью, что нужна твоя помощь, надо чтобы батюшка поправился. И вот мы тогда пришли сюда, страшно же было все-таки батюшка и мы с ним стали заниматься и каждый раз я видела, что вот какие-то все-таки идет прогресс. Что он может уже приподняться, то есть он же лежал, вообще не вставал.
(52.32) Д: Парализовало?
(52.34) Г: Ну, это Валя расскажет про все болезни.
(52.36) В: Ограниченный достаточно режим.
(52.37) Г: У него просто было ограничено движение, он не мог встать, он же был все-таки полноватый и подняться вот самому ему было очень сложно. Наша задача была вот, чтобы он мог встать. Чтобы у него ноги окрепли, руки окрепли и мы могли бы приехать к празднику. И вот, когда мы приехали на 7 января, на праздник, конечно. Ну, во-первых, весь храм был в такой радости, у нас вот фотографии тогда, да Валь, остались. Фотографии, где батюшка сидит и к нему подходят все, бегут к нему за благословением. Вот это была такая радость, что вот он поправился и у него это была радость и такой может быть даже стресс, что вот он после почти годичного перерыва, или полугодичного, годичного, наверное. Он все-таки пришел в храм. Да.
(53.24) Г: А когда в храме? Я успела у него. Он же выходил, он исповедовал и в общем-то очень много людей старались именно к нему попасть на исповедь, потому что не многословен, но всегда очень точно говорил, отвечал на твои вопросы и на твою исповедь. То есть он расскажет, но можно же промолчать, а можно сказать и он всегда очень точно говорил. И говорил это не с осуждением, а с такой любовью. У него все с любовью. У него Дибур с любовью, Валя с любовью. Валюшка, Валечка, Дибурчик. И никогда там, даже вот когда он тут шалил, он говорит, ах ты какой хулиган. То есть у него все с такой любовью и ко всем он с большущей любовью относился. Вот батюшка вот мне только так он, я его другим не видела.
(54.21) Д: Вы помните первую с ним встречу?
(54.25) Г: На исповеди, на исповеди. Очень страшно было. Очень страшно было, потому что не знаешь, какая реакция будет, не знаешь вообще, что тебе скажет. Я подошла, встала на колени, стала рассказывать. А он говорит, молись. Молись, все будет хорошо. Молись только. Вот это была первая встреча. А потом вот, ну уже дальше как бы оно по себе сердце же раскрывается, все раскрывается уже дальше все больше, больше и больше. Вот. А потом, когда его уже не стало в храме, как-то уже не хватало.
(54.57) Д: Сюда приходили советоваться вот по каким-то вопросам духовным?
(55.00) Г: Мы разговаривали, да. Мы разговаривали. Ну, больше все-таки у нас были занятия. Он очень уставал, то есть вот у нас было время. Если он говорит, я не хочу заниматься, лучше почитаем там, читали вместе акафисты. Он знал акафисты наизусть, акафисты наизусть, да. Я читаю, говорю, батюшка я не ошибаюсь, много ошибок делаю. А он говорит, все хорошо, все хорошо. А сам продолжает дальше. То есть я там остановлюсь, а он дальше читает наизусть, вот Святителю Николаю.
(55.34) Д: А каких он любил больше, кого?
(55.36) Г: Святителя Николая. Да, Валь, наверное?
(55.40) В: У нас придел Никольский был.
(55.41) Г: Потому что я вот остановилась, а он дальше продолжает и я так была. Я пришла, говорю Валер ты представляешь говорю, батюшка знает наизусть. А он говорит, да. И он много знал наизусть видимо, вот. Вот это у меня такое.
(55.54) Д: Это Вы дома его читали?
(55.56) Г: Нет. Вот здесь мы сидели, да, я ему книжки читала. Вот у него много здесь книг лежало. Он говорит, почитай мне вот эту книжечку, почитай мне вот эту. И мы потом вот этот рассказа еще с ним обсуждали.
(55.54) Д: (непонятно) из какого чтения они?
(56.10) Г: А что лежало, много же прихожан приходило и говорили, вот батюшка новая книжка вышла. Вот.
(56.15) Д: Это художественная книжка?
(56.17) Г: Да, нет. Нет. Не художественная.
(56.20) Д: Он читал только духовные?
(56.21) Г: Да, духовная. Передачи у него здесь стояли. Валя здесь поставил телевизор и вот программа «Союз» всегда практически была включена.
(56.30) В: Но это потом уже появилось.
(56.31) Г: Да, ну это было уже позже.
(56.34) В: Когда батюшка уже вообще, так сказать, стал слабенький такой. Уже сам читать не мог. Уже кто-то приходил и уже поставили, тогда диски стали крутить, службы стали показывать здесь, литургии, да. Конечно, у него была такая серьезная ностальгия, храма то не хватало.
(56.47) Г: Очень цветы любил. Мы на праздники, ну, многие приносили цветы и он с такой. Вот принесешь там луковичку, а он говорит, ты посмотри, как она уже распустилась. Помнишь, мы тогда приносили цветочки? И у него столько радости было. А вот герань, которая вот там у него стоит. Это герань, он сказал, ему была подарена еще самой Любушкой Сусанинской, представляете.
(57.13) Д: Это он ездил к Серафиму Вырицкому и тогда, подарила ему Любушка?
(57.17) Г: Нет.
(57.17) В: Любушка в Сусанино жила, там третий ряд (непонятно).
(57.17) Г: Нет. В Сусанино. Да, да. А она же лечебная. Он говорит, у меня есть лечебная герань, говорит, подаренная самою Любушкой Сусаниной. Вот он тогда нам дал маленький отросточек, ну как святыню вообще.
(57.35) Г: И на новый год приходили поздравлять и с Рождеством приходили поздравлять. У него вот такая радость была, что вот что-то такое живое в доме. Он говорит, вон посмотри у меня там распустились цветочки, посмотри. То есть он так любил. И у него очень много в огороде всего того, что здесь в Лисьем Носу не встретишь. Говорит, это оттуда, это оттуда, это я отсюда привез. И у него все приживалось, все росло.
(58.01) Д: А география такая (непонятно)?
(58.03) Г: Да, да. Да, Валь?
(58.07) В: Да никуда он не ездил.
(58.08) Г: Ну, не знаю. Привозили? Ну, во всяком случае, он выращивал, но.
(58.12) В: Актинидии отец Михаил Преображенский привозил. Да.
(58.18) Д: То есть это все подарки были ему из дачных краев?
(58.25) В: Да, да этого не так уж и много бывает.
(58.29) Г: Ну, во всяком случае, когда я вошла, да, ну вот виноград, актинидии, там еще какие-то кусты, которые можно встретить только здесь на огороде у батюшки. Потому что у других остальных ничего этого не увидишь.
(58.42) Д: А Вы далеко от него живете территориально?
(58.44) Г: Минут пятнадцать, двадцать ходьбы.
(58.46) В: Ну, прям.
(58.47) Г: А сколько десять?
(58.51) Д: Как идти понятно.
(58.53) В: Она пешком не ходит.
(58.57) Д: Поэтому и не знает, да?
(58.58) В: Не знаю, я думаю, дорогу не найдет.
(59.05) Д: А из такого духовного чтения, вот какие-то авторы запомнились, они были постоянно? Вот закладки Санина, Евгения Санина. Он любил Санина стихи читать?
(59.14) Г: Да, да, да.
(59.16) Д: Мне бы вот этого самого Санина найти бы себе. Он тоже монах.
(59.20) Г: А он звонил.
(59.23) Д: В том, что говорили, что вот если он будет звонить, скажите.
(59.23) Г: Да. Даже при мне звонил. И батюшка, вот об этом, как у тебя дела? Ну, помнишь, когда он слушал там, долго они беседовали и Санин вот этот поздравлял и очень к батюшке так тоже трепетно относился.
(59.39) Д: Вы знаете, мне бы очень хотелось с вами поговорить, но я чувствую, что время, наверное, такое, что надо точно еще раз повстречаться, придется.
(59.47) В: Ну, давайте, сегодня уже поздновато, а то бы уже. Приезжайте к нам.
(59.53) Д: Я очень, очень благодарен. Да. Вот, но после думаю, что мне подскажете еще каких-нибудь людей из этого прихода, вы всех из него знаете. Потому что вот так по капле, наверное, может быть, портрет соберем вместе.
(1.00.03) Г: Я последняя, которая вот. Последняя из тех кто. Нет, у нас есть люди, которые знают батюшку очень давно. Вот у нас мама, например, она говорит, а к нам батюшка приходил в дом, когда он еще был молодым. И вот у нее такие воспоминания как раз об отце Модесте, что говорит, что он очень любящий, очень внимательный, вот наша мама, которая практически и в храм не ходит. Но у нее тоже такие воспоминания очень теплые. А люди.
(1.00.34) Д: Может она мне тоже расскажет несколько слов?
(1.00.36) Г: Да. Ну, у нас есть Татьяна Васильевна, которой 95 лет, которая здесь всю жизнь проживала.
(1.00.41) А: Это в Свечном которая?
(1.00.43) В: Нет, нет, та Татьяна умерла. Нет, нет. Другая Татьяна осталась.
(1.00.46) Г: Она живет на той стороне, там Татьяна Васильевна.
(1.00.50) Д: А можете меня с ними как-то
(1.00.51) Г: Да, я думаю, что да. Надо к ней съездить, потому что мы сейчас не знаем, как она бывает в храме. Она сейчас вообще редко. А у нас есть Анна Николаевна, которая пела на клиросе, сейчас тоже в храм редко стала ходить уже из-за плохого самочувствия.
(1.01.08) А: Она была.
(1.01.09) Г: Да?
(1.01.10) Д: Скажите, а у вас компьютер есть, а электронная почта есть, а сканер есть?
(1.01.16) В: Есть. Сканер валяется наверху.
(1.01.10) Д: Слушайте, это все идеально.
(1.01.18) А: У них это в городе.
(1.01.23) Д: А тут ничего нет?
(1.01.24) Г: Нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий