четверг, 7 февраля 2013 г.

В02 - ИЮЛЬ 2012 - ВВ-12

Расшифровка: КМ : 17.10.2012



В02 - ИЮЛЬ 2012 - ВВ-12


(00.00:00) Ж: Ну вот она такое ему посылала
(00.00:04) ДМ: А куда посылала она исповеди?
(00.00:06) Ж: Ну вот я не знаю, в Гжацк или… по-моему, в Гжацк, где вот он жил
(00.00:15) ДМ: И часто она посылала исповеди?
(00.00:17) Ж: Ну один раз при мне писала такое, что «пошлю, вот я, наверное, скоро умру». Вот, чего там писала, не знаю
(00.00:26) ДМ: А это было до смерти недалеко?
(00.00:27) Ж: Старая. Да, старая. Но она одним глазом видела. Потом семь лет она вообще слепая была, так что вот считайте: до 88 лет она одним глазом видела, и писала, и читала. А этот катарактой зарос глаз. Катарактой… вот до 88 лет. А в 88-емь у нее глаукома случилась и кричала два дня она, крик боли страшная. А Маруська никого не вызывала: «Пройдет-пройдет, выпейте от головной боли», а потом тетю Ксению она вызвала, дочку, уже сюда, ну ее в больницу положили. Ну и тетю Лелю вызвали, не помню. В больнице там жарко, она чуть не умерла от сердца: там ее положили за печку. Жарко, она задохлась там. Там это… несколько.. 6 человек, печка посередине, так за печку туда ее засунули, а потом уже ее перенесли у входа, тут они там за печкой, ну вот. Так это, что она делала? Я стою вот, приехала, встаю, вижу - свет горит в 4 ночи. Пошла. Она лежит, а на тумбочке настольная лампа включенная. И вот лежит: очки на носу, лупа в руках, читает вот псалтирик этот маленький, черненький вот такой псалтирик. Ну какой такой этот текст, это ж мелкий же. Это ж не то, что такой псалтирь – там крупный шрифт. А вот в таком псалтирике она лежит и с лупой в очках одним глазом читает. Я говорю: что вы делаете! Вообще лежа читать вредно, я вот не могу лежа читать, вот вредно и я вообще не могу никогда ничего, а это, я говорю, ночью, в 4 ночи: «Мне не спится, вот я псалтирь читаю». Вот, псалмы читает.
(00.02:21) ДМ: А когда она писала исповеди игумену Никону? Тоже ночью?
(00.02:27) Ж: Нет, днем она писала вот такую длинную. Посылала, не знаю, может один раз. А может и не один. При мне… Я ж ее не допытывалась, я ж не милиционер. Не контролирую ничего. Побыла, порядок навела, грязь вычистила, вымыла и уехала скорей. Там приеду - там уже у меня грязь, никто ничего не вымоет, парни, вот дочка-то там…
(00.02:53) ДМ: А Никон-то раньше умер, чем Марья Николаевна?
(00.02:59) Ж: ой, даже не знаю, Господи
(00.03:00) ДМ: Раньше, по-моему
(00.03:03) Ж: Когда батюшка умер… ну вот она слепая в 77-ом году умерла 95-ти лет
(00.03:09) ДМ: А кто исповедовал ее здесь, когда она уже слепая была?
(00.03:12) Ж: Ну вот этот Кирийчук приехал молодой, тетя Ксения за ним все бегала, приводила его. Ее причащал. Вот тетя Леля… уже при тете Леле причащали умирающую. Она сказала: не буду лекарства пить, не буду ничего, ни от температуры не буду, я вам всем надоела, буду умирать. И не стала пить ни от сердечной, ни от температуры – у нее воспаление легких получилось при тете Леле. Вот они приводили, они ее одевали в монашеское, говорят, и она через силу исповедовалась и причащалась, не знаю, кто.. Кирийчук, наверное, приходил. Отец Василий. И до этого еще тетя Ксения когда.. тоже его приводила сюда причащать ее. А это вот перед смертью она три дня подряд… причащали они ее… она скончалась.
(00.04:06) ДМ: Она знала, когда умирать будет?
(00.04:09) Ж: Она умирала еще в 92 года с половиной. Когда умер этот… в Кремле этот Буденный. Они ровесники с ним. И вот объявили его – умер, а она отжила еще два с половиной года, жила. Так вот вам Кремль и вот вам Божья воля. И там у нее лопнул этот… камень шел в печень, и лопнул там внутри печени проход: этот камень застрял, боли, кричала она, и лопнуло. Ей лед клали на эту, на печень, пузырь со льдом, и она отжила. Она умирала, тут уж ей третью отходную читали, на коленках Павла Димитриевна (?) читает отходную – она не умирает – читает... Она не пила… только холодную святую воду глотала, ничего не ела вообще восемь дней после этого, потом причастилась, батюшка вот... Столовую ложечку гречневой этой.. не гречневой, а геркулесику, овсяночки – помаленьку стала разъедаться, вот. Еще два с половиной года жила.
(00:05:11) Ой, тут был театр. Всех вызвали, что умирает баба Кока (?) наша, матушка… Изотова Мария Николаевна. Все приехали, и вот Римма только не приехала, внучка. И Анька приехала, Анька смеется: «Ха-ха-ха, ну наша бабушка и умереть…без этого», - чего-то смеется, не может. И уехала, не похоронили, бабушка отжила. Она прям совсем третий раз уже этот читает, повернулась, я приехала. Она всех это… стонет на весь дом громким голосом, а потом шепчет: «Оленька, прости» - «Вот Марья Николаеничка, я приехала». Целую ее в лобик: «Ну Марья Николаеничка, я приехала, что вы, как вы там, что с вами?» - «Ой, - вот она, - каюсь. Я виновата перед тобой, каюсь, прости меня грешную, я умираю» - всем, кто ни подходил, все ее целовали, приезжали. А потом тут же перемежалось с громким стоном, ну вот. А эта говорит: «Отойдите, дайте ей спокойно умереть, что вы ей не даете умереть», - это которая читала уже третий раз отходную, Павла Демидовна (?), на коленках перед иконами, тут весь угол в иконах, ее и мои все тут иконы. Ну вот. А она это в холодном поту, и пьет – ей жарко – пьет сырую, ну т.е. святую воду холодную. Ну вот. Холодно в доме, 20 с лишним градусов мороза, декабрь месяц. Я говорю: «А че дома?» - «А мы не топили, мама не дает топить. Она сказала, если она умрет, тут натоплено, стухнет она, чтобы запаха не было, не топить». Я говорю: «Бросьте вы, я замерзаю, не могу, я буду топить». Там вот это.. камин, оттуда топился.. вот… И тут... «Марья Николаевна, мы будем топить, мы замерзаем. А если вы скончаетесь, то мы раскроем трубы и двери на улицу, и быстро все застудим, только нам уже холодно всем». Понаехали везде, спать надо, уже спать хотим, а нас вот… «Ну ладно, ладно, ладно». Да Модест приехал, поставил ей на голову магнитофон, вот все записал, ее стоны там, у Модеста было записано.
(00:07:36) Ну вот, ну вот.. Это все… Та уже ушла, которая читала. Положить ее на пол, что ли, чтоб она скорей умерла? Такие дела люди делают… Ну не положили мы ее на пол, ничего, ну вот она успокоилась. И вдруг она.. начало ее трясти, колотить, уже холодно ей стало. Мы печки затопили, и вот мы тогда всеми одеялами ее накрыли, и уже горячий… вот горячий чай, горячий… уже отпаивать, отпаивать уже. У нее перелом прошел этот, такой этот приступ в общем смертельный, и у нее пошло, повернуло, что вот от холодной воды целый день – она пила святую холодную воду – умирать не умерла, потом уже горячей ее отпаивали. На другой день… потом на третий день ну на … (?) у нее заболело здесь, оказывается, у нее лимфатическая железа стала нарывать от холода вот этого. И вот , значит, у нее тут пряник красный такой вылез, вот мы давай компресс, я водкой, потом эта участковая врач приехала, говорит, сделайте медовую лепешку из хлеба. Ну вот она из муки сделала медовую лепешку, приложили – рассосалось, не нарвало, рассосалось, мы привязывали. Потом это… течет это утром.. Мед растекается, мука эта, видно, она много меду положила… мука… «Марья Николаевничка, вы сладенькая, медовая». Размазала мед, давайте убирать да снова другой класть, там завяжем ей платочек, а потом на ночь опять это.. как меняли эту лепешку, в общем, рассосалось и все. И вот она еще… Буденного похоронили, она еще два с половиной года жила..
(00.09:24) ДМ: Это да
(00.09:24) Ж: Аминь
(00.09:25) ДМ: Аминь, спаси, Господи.
(00.09:30) Ж: Она прибежала ко мне в осеннем пальто в старинном и говорит… А я ей постелила всю белую кровать, вот всю белую постелила, она прям так рухнула: «Я от Лели убежала». Ну я поняла, что она у Лели … (?) Я приехала и говорю: «Я поеду попрощаюсь с Марьей Николаевной».
(00.09:50) ДМ: Так это сон был или явь, что она убежала от Лели?
(00.09:52) Ж: А? Это мне поснился сон, что вот после-то она два с половиной года жила, а потом мне поснился сон, а я говорю: «Я поеду прощаться». Видимо, она в тети Лелину смену (?) умрет.
(00.10:07) ДМ: Так во сне она ушла от Лели?
(00.10:09) Ж: Да, «я от Лели убежала» - ко мне приехала в Плис (?), а я ей все белое постелила, и она легла на это белое и говорит.. Я говорю: «Как вы приехали-то ко мне?» - «Да я от Лели убежала». Вот она в Лелину смену (?) и убежала
(00.10:23) ДМ: А, понял сон, понял
(00.10:24) Ж: Поняли? Ну вот я поехала все-таки вживую еще повидалась
(00.10:26) ДМ: И успели?
(00.10:27) Ж: Да. Ну какой-то даже длительный… Потом сколько.. месяц, два прошло – не помню, сколько, но потом вот они
(00.10:36) ДМ: Это за месяц до смерти был такой сон, да?
(00.10:39) Ж: Ну приблизительно полтора, может, два, но не больше. Ну вот я же была у нее, побыла, повидалась, все. Я говорю: «Ну, я, наверное, больше не приеду». Ну вот она с Лелей-то не очень ладила. Тетя Леля говорит… вот она капризничает, она слепая, тоже капризная была, вот. Говорит, там: то-то, то-то.. еще диктует все. Она: «Хорошо, мамочка! Хорошо, мамочка!» «Что ты все хорошо да хорошо, все согласна, ладно! А сама делаешь… вот» - она чувствует, что она по-другому делает, ну вот. А тетя Леля мне и говорит: «Я ей говорю «Хорошо, мамочка! Хорошо, мамочка!», а сама делаю, - говорит, - как мне надо, вот. Ну а тетя Ксения: «Тыт-ты-ты» зацелует, зацелует, замилует мамочку, ну вот, это .. Каждая дочка по-своему.
(00.11:40) ДМ: Они по месяцу жили у нее, да?
(00.11:42) Ж: Они жили по полгода, они сначала по три месяца менялись, потом стали по полгода жить, вот. С мужьями. И тети Ксенин дядя Леша умер тут. Уже водку он не пил, а курить – курил. Тетя Ксеня говорит: «Да кончит он курить или нет?» Она откроет дверь, еще откроет ко мне в комнату. «Куда вы тут это что?» Она тогда на улицу окно открывала, рамы не …(?), тогда вот не лазили так в окно, потом уже … (?). Ну все, аминь, аминь. Аминь, все. Хватит.
(00.12:19) ДМ: Аминь
(00.12:21) Ж: А когда канонизацию в третьем году проходил вот этот бабушкин сын. Который там у нее в гостинице за стойкой стоял, так насмешливо отнесся. Вот, что.. Серафима, батюшку Саровского там достают из земли, и вот это мощи хотят открыть, вот. И он заболел. У него сделалась высокая температура там под 40 или сколько, и он весь стал красный, распух, красный, врач пришел – вызвала бабушка врача к своему сыну, значит, больному, а он и говорит: такого не видел рожистого воспаления. Ну а как: по всему телу рожа? Ну там отдельные участки: бывает рожа лица, вот я видела лично сама, когда училась. Уборщица, видимо, поцарапала это…  уборщица.. лицо, и рожа лица. Там … рожистое… рук, ног, а это – весь лежал. Ну вот, там раньше-то как лечили? Не было этих стрептоцидов. Сейчас не знаю, как рожу лечат. Ну вот и там это обертывание сукном красным или синей бумагой – че-то я не знаю, что там он это, ну вот. И сказал очень .. чуть ли не безнадежный, ну вот. А бабушка… потом ушел доктор, она и говорит: «Знай, что это тебя батюшка Серафим наказал за твои высказывания, вот ты кайся, молись и проси прощение у него, и все». И взяла, да… это рожистое воспаление нельзя мочить, а вот «молись, я тебя Саровской водой его вымою». И она обтерла его… вот да. Ну молилась сама, и он это.. «кайся, кайся», и он.. у него опал… через два дня пришел врач-то. Она ему рассказывает, а он уже на поправку, у него эта краснота опухшая – все стало сходить. Она рассказывает, бабушка, а врач сказала: «Ну, вера ваша спасла вас». Ничего доктор не мог сказать. Вот это нигде не описывается, такая история была
(00.14:49) ДМ: И он покаялся действительно?
(00.14:51) Ж: Ну да, наверное, молился он более-менее, вот. Ну а второй брат – тот спился, вообще так пьяный..
(00.15:00) ДМ: Слушайте, а можно еще …
(00.15:01) Ж: … дядюшка хороший. Она говорит: дядюшка был хороший. Дядя Коля тот, а этот дядя Саша. Вот, говорит, дядюшка был хороший, но вот спился. Уже она за мужем была, он к ним в гости приходил
(00.15:15) ДМ: Это к Марии Николаевне?
(00.15:17) Ж: К Марье Николаевне, вот, к Павлу Александровичу, туда приезжал со Средней Рогатки на Васильевский остров туда, вот. И что… пьянчужка-то.. и баловался: запрягали лошадь, катафалк, гроб ставили, в гроб – собачку Шарика клали и по темному Петербургу повезем собачку хоронить. Ну вот шалили господа, вот это который потом спился дядюшка
(00.15:51) ДМ: Это они все вместе?
(00.15:53) Ж: А?
(00.15:53) ДМ: Это они.. Павел Николаевич с Марией Николаевной?
(00.15:56) Ж: Нет, ну она-то дама, хозяйка, а это дядюшка приезжал там с кем-то.
(00.16:03) ДМ: Аа
(00.16:04) Ж: С дворником… прикажет – запряг. Ну был случай такой
(00.16:10) ДМ: Слушайте, а вот эту бадеечку не возьмете в руки? Можете? Как вот звать…
(00.16:15) Ж: Я не знаю, бочоночек
(00.16:17) ДМ: Бочоночек, да, возьмите в руки, просто хочу вас с этим бочоночком-то снять
(00.16:21) Ж: Вот я начала обтирать пыль-то, смотрю – там как с гусиное яйцо размером на дне... ну видите, тут вот плоское, вот оно лежало, яичко, а форму приобрело такую вот, сгущалась эта вода
(00.16:38) ДМ: Большое было яйцо-то?
(00.16:40) Ж: С гусиное
(00.16:40) ДМ: С гусиное, аа
(00.16:40) Ж: Большое. И как-то вот она долго стояла, она не брала ее, вот, немножко нальет и она стоит. И вот .. а я говорю: «Марья Николаевна, смотрите, в воде прозрачное яйцо катается вот так! Ой, катается, катается..» А потом я вот так начала трясти, трясти, трясти, потом сильно, и оно не на квадратики, не на шарики, а вот так разбилось по всей величине такими палочками острыми, лучинками такими тоненькими
(00.17:20) ДМ: И вот эта отметка верхняя – это когда вода была в начале, да?
(00.17:22) Ж: Ну я не знаю… Это полный бочок, и она каждый раз привозила оттуда..
(00.17:27) ДМ: А посередине отметка?
(00.17:28) Ж: А посередине, значит, вот до революции в 16-ом году последний раз привезли, они пили-то сначала хорошо ее, употребляли, а потом она спрятала уже эту водичку. Дети разъехались
(00.17:43) ДМ: И по ложке на…?
(00.17:44) Ж: Да, да, по ложечке вот.. Мы-то даже тоже долго не знали, спрятано… Я потом-то вытираю…
(00.17:52) ДМ: А где она хранила его?
(00.17:53) Ж: За иконой. Вот тут стол был вот в этом углу, стол. И тут иконы стояли на столе, видимо. Наши висели и маленькие, много наших было. Тут такой иконостас большой был.
(00.18:08) ДМ: Это где сейчас иконостас, там же, да?
(00.18:13) Ж: Ну на Московской там тоже в другом месте, там хатка маленькая, а это вот я про это говорю, здесь, потому что я здесь это обнаружила
(00.18:20) ДМ: За иконами?
(00.18:22) Ж: Да, за иконой тут на столе стоял, вот. Ну еще она приносила святую воду в бутылочках, освященную, потребляла ту воду
(00.18:31) ДМ: Ну это особенно из Дивеева вот
(00.18:34) Ж: А эту особенно…
(00.18:35) ДМ: Из Сарова вода или из Дивеева вот эта вода?
(00.18:38) Ж: Нет, по-моему это из Сарова, где источник-то его, колодец, который сам он копал, батюшка-то?
(00.18:44) ДМ: В Сарове
(00.18:46) Ж: В Сарове, там же… А потом еще было чудо. Она еще была девушкой, бабушка ездила в Саров, значит, зимой, там ехать надо на лошадях, на санях. И вот ехали-ехали, и на повороте сани кувырнулись, бабушка выпала и плечо разбила. Страшная боль и все, но там поехали… там по пути были монахи дежурные где-то…
(00.19:15) ДМ: В Саров ехали, да?
(00.19:18) Ж: Да
(00.19:20) ДМ: Ехали в Саров?
(00.19:20) Ж: Да, ну вот эта тогда, по-моему, может даже Марья Николаевна девочкой была, ехала ли с бабушкой или бабушка одна ехала, я вот не могу точно сказать. Ну вот, ну вот такая. И она выпала, значит, там доехали до поста, где монахи пост… по пути там были остановки какие-то в каком-то месте, вот, на полпути. И значит, вот остановили, она стонет, рука распухла, горит. Что такое?  - Ну вот, что же, раз сани свалили ее, упала, какое там плечо – не знаю, правое-левое, не помню. И, значит, монахи тоже Саровской водой компресс ей вот положили. Такой компресс там сделали, она кое-как заснула и вот во сне как вскрикнет! Вот, значит, ей поснилось такое, что батюшка подошел к ней и руку ей там чего-то ударил или повернул что-то вот… больную.
(00.20:32) ДМ: Серафим Саровский?
(00.20:34) Ж: Да, да. И вот она. Это значит, крикнула и потом, значит.. оказывается, был вывих, и вот он вставился ночью.
(00.20:45) ДМ: Т.е. сам Серафим Саровский вправил руку?
(00.20:47) Ж: Да, да, вот это тоже нигде не описывается. это вот Марьи Николаевнина бабушка была, можете куда-нибудь.. батюшки Серафима Саровского какие истории будут…
(00.20:59) ДМ: вот это да
(00.21:00) Ж: Да, да
(00.21:00) ДМ: А в каком году это было?
(00.21:02) Ж: Ну вот она девочкой была еще, вот только я не знаю, она с ней ездила, с бабушкой, или бабушка одна ездила, такая история была.
(00.21:10) ДМ: Т.е. это бабушка Марии Николаевны?
(00.21:13) Ж: Да, у которой она с двух лет воспитывалась. Она забрала от своей кокетливой дочери: «Ты будешь… ребенка испортишь, неправильно будешь воспитывать». Она ее все это так духовно воспитывала.
(00.21:27) ДМ: т.е. это лет за 50, наверное, до… до появления у нее Марии Николаевны, да? Девушкой была, говорите? Если она бабушкой ее взяла, то девушкой…
(00.21:38) Ж: Она была… в 20 лет Мария Николаевна замуж-то вышла за Павла Александровича, бабушка выдала. Там женихи уже с 18 лет девушку сватались, приходили. И Мария Николаевна.. девушка… понравился жених, а бабушка спрашивает: «А какое у вас обеспечение денежное?» Что нищих разводить не желаю, чтоб моя дочка в нищете.. внучка, т.е. росла в нищете. Ну долой – офицер не гож, маленький чин, государственное жалованье, отказ. А хороший, ей понравился. Ну вот, значит, это, она плачет. «Ладно, не выйдешь замуж, Маненька, я тебе куплю в монастыре келью и твое пианино поставлю в келью и будешь там жить, и на пианино… сколько тебе надо - молитвы играть, упражняться там, петь, если хочешь, и молиться». И она и так… что она претензии предъявляла бабушке: «Что ты хочешь меня в монастырь отправить, сама, это, мол… по монастырям ездишь, вот и замуж меня никак не выдаешь». Вот 10 женихов сваталось и все ей не так
(00.22:53) ДМ: Так она, может, хотела, чтоб она монахиней стала?
(00.22:55) Ж: А?
(00.22:56) ДМ: Может, она хотела, чтоб она монахиней стала?
(00.22:58) Ж: Вот не знаю, ну ведь у каж… вот она в Чесменскую (?) богадельню ходила, там жили это.. и вот она ходила девочкой туда молиться с бабушкой.
(00.23:10) ДМ: А кто там служил, в Чесменской богадельне тогда?
(00.23:12) Ж: Ну это…
(00.23:13) ДМ: Не рассказывали? А не далеко они жили от Чесмы?
(00.23:20) Ж: Ну вот Средняя Рогатка, там была гостиница и постоялый двор у нее там вот..
(00.23:25) ДМ: Название его не помните, да?
(00.23:28) Ж: Не знаю. Ну хозяйка там была, это она… как она.. Чеснокова фамилия ее. Документы какие дореволюционные были. И главное – она постарела, 40 лет прошло, и вот она… уже у нее сердце вот так прыгало в груди, вот, уже она больная была бабушка, вот, уже это… не помню, в каком году она умерла-то, после революции или до революции, перед революцией. Ну в общем это… у нее там все сгорело, гостиница. Она лежала больная и говорит: «Ну, Бог дал – Бог взял, я старая», все. У нее там, это, видно, не работала уже гостиница, этот сын там спился, другой тут же умер, этот старик, старорусский повар, наверное, тоже уехал домой, че-т я не знаю, еще там была и кухарка, кто-то там прислуга какая-то, ведь это… стиралось все постельное, кто-то… и прачки были, ну в общем, она вот так - там все сгорело, вот. А она уже лежала перед смертью, говорит: «Ну все, Бог…».
(00.24:39) ДМ: А где же она умирала тогда?
(00.24:42) Ж: Ну вот не знаю, где у них дом, где она жила с бабушкой, я не знаю, там….
(00.24:50) ДМ: А т.е. бабушка не у нее с Павлом Александровичем умирала на Васильевском? Не она ее взяла?
(00.24:58) Ж: Нет, по-моему, она не взяла бабушку. Она ее с 13 лет уже… записку писала ей и сажала, везли этот вот уже… кто-нибудь там это… возница за товаром, за продуктами, что нужно для гостиницы. «Вот, - говорит, - я уже ездила с бабушкиной запиской к какому-то там это…»
(00.25:24) ДМ: Сама?
(00.25:25) Ж: «…торговцу», девочку она уже отправляла. Ну вот возница там сидит, кто там кучер-то какой-то
(00.25:33) ДМ: А она экспедитором была таким?
(00.25:34) Ж: А она была вот с запиской, вот это… к такому-то купцу там за такими-то продуктами или за чем вот девочку уже посылала Марью Николаевну, 13-летнюю. Вот. Она с 13 лет при ней. И вот она это лето… приеду по назначению, тот товар отпустят… кто-то там деньги, и товар приедет к бабушке. Ну конечно не одна она 13-ти лет за возню бралась, там этот сидел возница. Она только сидела вот это… с требованием, заказом, вот. Так что из детей… все дети работали смалу, с революции – все, вот. Че-то еще. Вот эти два чуда Серафима Саровского, вот это она рассказывала, что, значит. И учились, и случились вот.
(00.26:38) ДМ: А когда она вам рассказала об этих чудесах?
(00.26:40) Ж: Ну в войну, наверное, когда мы тут сидели втроем вечерами. Моденька делает из бисера колечки на рынок передавать, колечки
(00.26:57) ДМ: Колечки делал из бисера?
(00.27:01) Ж: Из бисера, да, он так искусно… проволочка самая тоненькая, вот это.. которые у папы где-то были в темнушке там, в кладовке, проволочка ну вот для этих… для радиоприемников – раньше наматывались на катушки тонкие проволочки такие медные, красные. Ну вот на эти проволочки. А потом тетя Валя-то, она приехала. Она же мамина сестра, нас хотела взять к себе уже, что мы сироты. Вот, это самое внимание-то было к батюшке Воробьеву и тете. Она к папе съездила два раза с передачей, и вот к нам приехала, но видит, мы говорим, что уже с Марьей Николаевной привыкли. Ну она посмотрела, что хороший человек, ну куда ее брать, у нее еще мужнины, там тоже осиротели, мордва, тоже.. у нее была девочка, приезжала, жила у нее. Так что кругом все осиротели. У дяди Саши 4 дочки, тут рядом был, приходил родной мамин брат. Но там тоже у тети Веры и у его жены тоже там осиротели. В общем, кругом тут в войну пошло сиротство, вот. То там эти на фронте мужчины, а женщины там умирали, вот, и там в приют попадали. Вот мы в приют-то не попали, слава тебе, Господи, вот.
Но главное, когда я болела, моим ребятам 13 лет было, мне там тоже, такой же возраст это был. Я очень переживала, что мама 13-ти лет осталась в революцию, я 13-ти лет во Вторую мировую осталась, и я очень переживала, что тут вот это… у меня здоровье плохое, и мои ребята бы не остались бы сиротами, че-то мне жалко было. 12 (?) лет когда вот Коле было, старшему там, вот че-то мне был этот период. И вот 37 лет, когда это мама умерла, тоже вот это.. тоже этот возраст когда подошел мой, тоже я это как-то вот.. ну пережили все. Ой Господи, вот как хочешь, так и назови. Чудеса.
А как в войну, вот Моденька вечером сидит из бисера колечки делает, я батистовые квадратики обвязываю мулине, этим.. крючочком, самым тонким крючочком, мулине… платочки носовые мне показала старушка одна обвязывать, я это сижу .. коптилочка… она там вяжет - старое распускает, рваное, че-то вяжет крючком рукавицы, рукавички нам, там, себе что-то или носки там вяжет на спицах. Вот. И рассказывает. Вот, а мы слушаем, а то так по очереди какую-нибудь книгу, у нас же всех до одной духовные книги отобрали. У нас же родительских не осталось. А у нее полный ящик был, хорошие книги очень, и вот она свою книгу читает какую-нибудь, вот. А мы слушаем и что-нибудь делаем тоже
(00.31:00) ДМ: А что она читала?
(00.31:03) Ж: Ну все вот очень хорошие.. Как же называется-то… Да сейчас вот их переиздавали. Репринтные издания поначалу пошли вот эти.. У нее хорошие были записки епископа Феофана, письма, у нее остались не те. Она дала Надежде Захаровне, они пропали. Она ей, правда, на смену дала свои. Но Марья Николаевна говорит, это вот не те. Вот жили мы.
(пауза до 00:31:55) Что ж я тут блязгаю… что-то оказывается, масла много, много масла. Ой, много чего было, да прошло. Так хорошо растворяется
(00.32:23) ДМ: А, просфора?
(00.32:23) Ж: Да, вот эта большая. А эти вот с закалом… Была гроза, и они, видно, мало.. дрожжи недостаточно, и сильно много муки, и они такие
(00.32:36) ДМ: А вы сами пекли просфоры?
(00.32:38) Ж: Пекли там. Батюшка вот с Модестом-то – они в просфорне помогали, подрабатывали, в семинарии пока были, как раз они только двое там ходили
(00.32:47) ДМ: В Лавре, да?
(00.32:49) Ж: Да. Ну где вот учились в семинарии. Не в Лавре, а в семинарии, там рядом при семинарии была просвирня
(00.32:55) ДМ: А, при духовной..
(00.32:57) Ж: При духовной, да. Там вот на Питер делались просфоры. И вот вальцами они крутили там это все. Они имели представление, и вот он потом от старой стиральной машины мотор сделал. А сначала руками крутили, что вот там вот старушки месили, а потом уже они старые были, и вот... Дом второй у нас сторожка была, второй дом, и вот он там в этом доме поставил установку металлическую, где-то нашел людей, они сделали металлическую установку, и вальцы эти металлические, вот такие, чушки такие вот, ходили они руками. А потом даже он… из нержавейки сделали, тоже другие ему потом поменяли из нержавейки эти вальцы, и потом мотор там внизу. Ну правда он очень гремел, от стиральной машины. Вот включали, мотор гремит этот, и вальцы вот опускают это… кусок теста и вот потом уже еще раз. Еще раз. Еще вот
(00.34:10) ДМ: А в Лисьем Носу тоже пек просфоры о.Модест?
(00.34:16) Ж: Нет, нет, нет. По-моему, там в Лисьем Носу – это просто уже из Питера из просвирни, по-моему, обеспечивались. Не знаю я. Потому что периодически в Лисьем Носу, потом в питерских соборах службу про… был.. у него сначала Александро-Невской Лавре, потом во Владимирском, после уже… а потом еще где-то… еще Шувалово, что ли, еще…
(00.34:44) ДМ: В Шувалово, да
(00.34:45) Ж: сколько-то там было еще, вот.. А потом обратно в Лисий Нос и все так в Лисьем Носу и остался. А то из дому он не ездил, ну вот, нет, он уже не пек там, не-не-не
(00.35:04) ДМ: А почему через лупу рисовал?
(00.35:06) Ж: Ну так мелкий такой образочек. Надо же нарисовать на 4 стороны митры, Спаситель, Божья Матерь и там кто еще..
(00.35:17) ДМ: Это на митру рисовал себе?
(00.35:21) Ж: И другим даже рисовал, вот он говорил, просили батюшки тоже сами митры делать. Он где-то достал вот… Митру-то надо на набалдашник вот там, он это… складывается из двух этих половинок чурбана-то. Чурбан-то старинный, вот, чтобы туда в митру входил, вот, и папье-маше… там как-это, все это: бумага, бумага, наклеивать, наклеивать, сам делал, вот, а потом сверху. И потом расписанный. Вот я приехала один раз, он это делал… иконочки маленькие. Так вот… ну вот это такая лупа у него. Вот глаз, вот.. как-то она у него… ну так же, как у часовщиков. Вот она, лупа. И вот он это расписывал.. образочки на митру. Он говорил, что даже его просили и он это кому-то еще делал. Зато его хоронить-то и приехали там много батюшек-то питерских
(00.36:38) ДМ: Отца Модеста?
(00.36:39) Ж: Да-да. Всего было 10 батюшек, вот ихних два, потом Павел приехал, благочинный, и потом вот еще батюшки, которые там с ним служили в свое время, знали. Ну вот он общался так вот это… как художник, вот, иконочки дарил покойному Александру, отцу Александру – он сам Печорский, этот, Козлов-то был – он с ним тоже служил, Печорский.
Они как раз кончили семинарию, а он на первом курсе был, Сашенька Козлов, длинненький, тоненький, я помню еще, последний раз… и первый… А потом мы на первом приходе были у соседнего батюшки в Иванов день там позвали на Тихвинскую, он гонцов прислал, все звал и звал, потом поймали нас. Туда пришли, а они там ремонтируют, купола красят, семинаристы. И вот и Козлов Александр тогда… на каком он.. на втором или на третьем курсе был… Нет, наверное, на втором, после второго, наверное. Вот там 4 человека у него. Ему там.. дьякон один, посвятившийся. А жена не захотела, зачем он в дьякона пошел, недоразумение такое, вот уже все один тоже, какой-то семинарист, еще не женатый был. Четвертый не помню кто. Ну вот там красили батюшки. Тоже встретились. А потом он уже… питерский священник уже приезжал он служил.
(пауза с 00:38:27 до 00:38:48)
В монастырях вот бутылочки, в каком монастыре покупают, та и бутылочка. Вот это вот, святой тут.. кто тут?
(00.38:58) ДМ: Это что за бутылочка?
(00.38:59) Ж: Вот это из какого-то монастыря. Я не помню, Марьи Николаевны это или кого-то другого, вот.
(00.39:05) ДМ: Ух ты!
(00.39:06) Ж: Вот что тут, почитайте. Я уже не помню
(00.39:10) ДМ: Сейчас почитаем
(00.39:14) Ж: Вот там святой нарисован, вот этой святой водичкой… покупали в монастыре и уже настоящая тоже вот…
(00.39:22) ДМ: Так, «преподобне отче Тихоне, моли Бога о нас»
(00.39:27) Ж: Вот, преподобне отче Тихоне, моли Бога о нас. Там Тихон Воронежский?
(00.39:34) ДМ: «Вера твоя спасе тебя»
(00.39:27) Ж: Во. Задонский-Воронежский, наверное?
(00.39:40) ДМ: Наверное, Задонский-Воронежский. Сейчас посмотрим
(00.39:43) Ж: Ну вот, это.. почитаем его труды хорошие, у нас где-то есть его книжечка
(00.39:52) ДМ: Так
(00.39:52) Ж: Когда его канонизировали-то? Вот тоже наш, русский.. Преподобне отче Тихоне…
(00.40:00) ДМ: «Святая вода, - написано, - из кладезя».
(00.40:03) Ж: Вот, тоже… из колодечка тоже, из монастыря
(00.40:06) ДМ: Ух ты! Тут и икона его есть, икона преподобного.. это из Тихвинского..?
(00.40:14) Ж: Такая мутная бутылка-то. Я не знаю, как ее отчистить изнутри? Скорлупой яичной или не надо?
(00.40:21) ДМ: Точно написано. Вот она надпись на боку: «преподобный Тихон, Калужская… Калужский чудотворец». Тихон Калужский
(00.40:37) Ж: А это другой Тихон, наверное, значит, не Воронежский
(00.40:40) ДМ: Да, это… это.. видимо, это Калужский Тихон.
(00.40:43) Ж: Это другой еще есть..
(00.40:44) ДМ: Это Калужский Тихон, да
(00.40:50) Ж: … (?) Калужский Тихон
(00.40:50) ДМ: И в каждом монастыре была такая бутылочка своя, да?
(00.40:54) Ж: Ну вот наверное, паломники покупали, да
(00.40:59) ДМ: В общем, совсем другая культура
(00.41:02) Ж: Да. Уже все это вот.. уже Россия процветала, монастыри процветали, и все это.. люди ездили, на память привозили, вот там были, вот что-то… бутылочка… выпить святую воду. Там пользуются уже другой водой, а бутылочка остается. Вот она… у каждого своя семейная история была, по какому поводу куда ездили. Калужский... Тихон Калужский. Это не Задонский-Воронежский, а Калужский. Это, наверное, другой Тихон
(00.41:43) ДМ: А вы к какому ездили? К Задонскому?
(00.41:45) Ж: А?
(00.41:45) ДМ: А вы к Задонскому ездили Тихону?
(00.41:48) Ж: Мы никуда не ездили абсолютно никуда. Я говорю батя не ездил даже в Полоцк и в Осташков. Службу отслужил… Евфросинии Полоцкой у нас икона, и он служил. Я говорю: хоть бы съездить, Ольга Сергеевна была, и там это… с батюшкой, так открыли это… им раку и они прикладывались от ее ручки уже. Она говорит, высохшая ручка, темная, обтянута темной кожей, невысокая и вся эта… полностью мощи. Вот у батюшки Серафима Саровского – у него косточки остались только, и мало еще косточек, вот они же это… мощевик вот такой везли крестным ходом шли прямо туда, уже из Питера в Саров, вот был такой, вот. Но у него это.. от черепа, череп, по-моему, оставался. Папа вырезал в каком-то журнале листочек у него был, вот не знаю, куда потерялся, наверное: «Вот что осталось от мощей Серафима Саровского» - там несколько косточек, причем маленьких. И… и это… череп, но лоб высокий, вот как он рисуется на иконе: лоб большой, вот, и вот я еще девчонкой при родителях видела это.. он вырезал из журнала, не знаю, куда делся. Так вот, действительно череп Серафима Саровского. Вот, наверное, это спрятано было там где-то в гобелене, но написано, что его мощи, пропали-пропали, а потом вот нашли недавно где-то в музее, там гобелены развернули, а там пакет и написано «Серафима Саровского». Вот тогда уже такой вот… везли вот такой же туда…
О, появилось радио! Целую неделю не говорит, что это.. Я духовные передачи слушаю, а тут ничего не послушаешь духовных передач…
(00.44:25) ДМ: А по радио у вас духовных передач не бывает?
(00.44:28) Ж: Ну вот по этому проводному бывает: вечером передачи – или в 8-10 вечера и в 9-10 вечера, и в понедельник и там потом это.. в воскресенье «Вопросы-ответы», батюшка говорит. В воскресенье в 18-30 вот и до 19-00. А тут целую неделю радио не говорит. Деньги плати. Че-то радио все дорожает и дорожает, они хотят ликвидировать это проводное радио, чтобы все уже имели транзисторы свои. Вот это удобное было радио. Так. Это хлебушек.. В Саров жертвовали к мощам там туда, монахам
(00.45:35) ДМ: Ой, скажите еще. Я не расслышал. Что вы сказали?
(00.45:38) Ж: Рулон шелку свезли, пожертвовали.
(00.45:40) ДМ: Кто пожертвовал?
(00.45:42) Ж: Вот Марья Николаевна с мужем Павлом Александровичем
(00.45:46) ДМ: Свезли в Саров рулон шелка?
(00.45:48) Ж: Да, возили, вот не знаю, до революции, конечно, может, не последний раз в 16-ом году, а раньше еще она с мужем 4 раза ездила, так вот из этих. Но не последний раз. Они.. им дали с мощей вОздух
(00.46:10) ДМ: ВоздУх?
(00.46:11) Ж: Да. воздУх… Вот тут дырочка кругленькая.. Вышитое шерстяными нитками, восьмиконечный крест, кругом цветы… Вот такой.. и кругляшок такой, чтоб целовать лобик Серафима Саровского
(00.46:33) ДМ: Это как благотворительно подарили, да? А зачем рулон шелка?
(00.46:42) Ж: Не знаю, ну… в монастыре куда там, какой толк.. я не помню. Какой цвет.. она говорила, какого цвета она возила. Может, бордового, может, запивочные платы – там тоже же это надо обновлять, причащаются люди, ведь плат-то вишневого цвета такой. Мощи там переодевают, перекладывают, тоже же что-то… как это… Спиридона Тримифунтского мощи…. тапочки каждый год меняют или что там говорится.
(00.47:20) ДМ: Тапочки, тапочки
(00.47:21) Ж: Тапочки сношены - почему такое, что он как будто ходит где-то невидимо, за год снашиваются тапочки, что новенькие ему одевают, ну вот, где правда, где что, где чего, где какие чудеса происходят. Вот говорили они это, вот тоже, что, говорят, святитель Николай у нас известен, а Спиридон Тримифунтский был тоже известен, но почему-то позабыли, вот теперь опять возобновился, потому что все паломничают. Вот и Женя ездил на этот остров, вот с Наташей, где Спиридона Тримифунтского мощи. Это какой?
(00.48:15) ДМ: Корфу
(00.48:16) Ж: Корфу. Вот на Корфу. На Родос ездили. На Корфу и потом еще на третий какой-то. Забыла.. Вот они побывали. Так вот они ездили на Родос и на Корфу, и все приезжали вот два раза к мощам святителя Николая, и говорит, в четверг там русский батюшка приходит в эту, в католическую, где лежит… мощи святителя Николая лежат…. По четвергам. И вот они туда приехали – там столько наших русских паломников, как начали петь – местные говорят: «Откуда это столько?» И пели все эти русские около этой… молебен
(00.48:58) ДМ: Матушка Марина (?) почитала Спиридона Тримифунтского?
(00.49:01) Ж: Нет, она вот больше Серафима Саровского.. Она знаете, вот ее книжечка для священства. Она разделила ее на три части: одну отдала Модесту, а вторую отдала отцу Борису, а третью она себе держала, но вот отцу Борису.. значит, Модесту там это вот… Не знаю. Правило там для священников. Не знаю, что там, статьи какие, а вторая половина – там вот на молебны, все тропари. кондаки, крупно так написаны, хорошо – все это вот молитвы там, вот. Он все время пользовался. Я Павлу отдала. Очень хорошее, так что ему такое подспорье было это на приходе, слава Богу
(00.49:58) ДМ: А себе что оставила?
(00.49:59) Ж: А себе у нее оставлено мелко-мелко, но там вот… это была книга издана в тысяча восемьсот какой-то год, потому что там нету…. Уже канонизировали Серафима Саровского в девятьсот третий... И Анны Кашинской нету, вот, поздних уже, кто.. что канонизированных - нету. Так вот Спиридона Тримифунтского, вот я даже не знаю, по-моему, есть. Она уже 25 декабря – это уже как бы стиль-то теперь перешел, вот за границей-то Рождество там, вот тетя Маруся и ее дочка – они уже там и русские все с католиками 25 декабря Рождество справляют, в Англии справляют
(00.50:45) ДМ: Она из святых почитала только Серафима Саровского, больше никого?
(00.50:50) Ж: ну почему никого? Ксению Блаженную очень почитала. Питерских Александра Невского, Ксению Блаженную, батюшку Иоанна Кронштадтского очень
(00.51:03) ДМ: А Александра Свирского?
(00.51:03) Ж: Александра Свирского – вот что-то куда дели, когда закрыли
(00.51:08) ДМ: А про Марию Гатчинскую она не рассказывала ничего?
(00.51:12) Ж: Гатчи… нет, у нее был… висел портрет батюшки Иоанна Кронштадтского и портрет вот, меня этот…  как его… дачу-то там они с мужем снимали для детей, дачу-то на лето, везде там: и в Ушаках дачу снимали, и в Токсах, и там и где-то еще, и где-то… Любань, вот, и она там почитала батюшку - какой-то отец Петр Любанский. Кто это такой? Монах он, не монах, вдовец? И могилка там его
(00.51:48) ДМ: В Любани, да?
(00.51:50) Ж: В Любани. А я тоже по телевизору слышала, что в Любани – там новое кладбище плохое, а старое вообще так запущено, что страшно там туда идти даже
(00.52:03) ДМ: А Макария она почитала Оредежского? Там же недалеко Макарьева Пустынь находится под Питером под Любанью. Не говорила никогда про Макария?
(00.52:11) Ж: Нет, нет. Нет. Она это… Оптинские старцы.. так тоже частично. Так ведь семейный человек, семья, дети, а уже в 15-ом… т.е. это… году, в 17-ом революция… тут уже вообще пошло. А тогда она все рожала
(00.52:32) ДМ: А на кладбище у Ксении Блаженной там же рядом лежат еще блаженные, она не рассказывала про…?
(00.52:40) Ж: Ну вот я знаю, что семинаристы ходили. Вот тогда я ходила в Смоленскую церковь, там это… учился семинарист с Модестом, с Борисом. Это… Его отец Лев какой-то.. этого семинариста папа тоже священник, Мишки Горовского, пропал, тоже арестованный, пропал. А брат вот на Смоленском служил, батюшка, он его в семинарию-то рекомендовал, видно, дядюшка-то, ну вот, он-то к нему заходил туда в церковь, а потом к Ксении Блаженной мы шли и там рядом вот была могила еще блаженного Матвея, я помню, а дальше ничего не помню
(00.53:26) ДМ: Блаженного Матвея?
(00.53:27) Ж: Да, вот как-то ее часовня так, а туда куда-то вот в сторону, не так далеко. Тоже говорили, была вся эта часовня - вся в образах, в серебряных ризах, и все там сломано, но могилка была.
Вот это… я в Валдай ездила, познакомилась в церкви с этой дочкой священника, который там Короцкий монастырь был рядом под Валдаем, Короцкий. Ее папа с семьей был там в Короцком женском монастыре священником: при женском монастыре семейный должен быть батюшка, вот. И, значит, вот она родилась такая сама маленькая, худенькая, думали, что она умрет, и ее там… ну в общем, она такая сухенькая, маленькая, вот. А племянник ее учился с папой, Коля Заболоцкий, отличник был. Вот он кончил семинарию, академию, там в семинарии преподавал, но он уже тоже скончался, но его за границу стали пускать. Он профессор, это все уроженец Валдая, вот. Так это, его тоже, Коли Заболоцкого, отец священник и тоже пропал, вот. Мать там была, значит, он тут в семинарии учился, первый прямо вот поступил, что он с папой, он не с Модестом учился, а с папой с моим
(00.54:54) ДМ: Т.е. получается, что очень многих людей первого курса семинарии, первого выпуска, были репрессированы родители-священники?
(00.55:01) Ж: Да-да-да, да
(00.55:03) ДМ: Это были дети репрессированного духовенства?
(00.55:04) Ж: Да-да, вот получается так. Ну и всякие там попадали: и НКВДшники, и всякие, ну вот это..
(00.55:12) ДМ: Т.е. и гонимые, и гонители вместе?
(00.55:13) Ж: Вме.. да, вот так можно сказать. И это, значит, Коля-то Заболоцкий отличник был и все хороший мальчик. А когда познакомилась, уже живя в Куженкине (?), в Валдай поехала там говеть, вот, и познакомилась в церкви с этой Любовь Порфирьевной, как ее фамилия.. Терентьева, что ли.. Ну вот, и она это.. портниха, она приезжала к нам в Кужинкино, бате говорит: «Уезжайте в Волочек с ребятами», сюда к Марье Николаевне там по делам мы уезжали, а ее оставляли, а она говорит: «Я на полу буду батюшке рясу…» - у меня материал был куплен, а шить некому было, она шила рясу, вот. Ну тогда не страшно было, она там молитвы пела, шила коричневую шерстяную рясу, вот.
А это… Она рассказывала… вот я не знаю. Она приезжала к нам еще и в Плисы (?) два раза. Сижу в Новый год, шторки, дорожку, постель вымыла, все, батя уехал к Модесту на День ангела, он и за «Кагором» там. И вот села так на кухне около круглого стола. Там в спальне что-то: топ-топ-топ и остановилось, а она ходила все пяточками, Любовь Порфирьевна: топ-топ-топ, пяточками. Затопала и остановилась. Я думаю: Маша там, не слышала, как она со спальни встала, в туалет, что ли, ходит. И вот встала и по комнате по этой… залу… прошла и остановилась, а мне шторки-то. Я думаю, что ж она там стоит. Я так встала, открыла, никого нет. Маша там спит. Потом думаю, это же топает так пяточками Любовь Порфирьевна. Вот она пришла, протопала мне. И я поняла, что больше писем нет, я поняла, сестры, кто там родственники ее хоронили, но мне не сообщили, хотя мы переписывались, адрес был, ну вот.
(00:57:25) Когда вот канонизировали вот этих вот новомучеников, духовенство, я всю книжку проштудировала. Я тогда зрячая была. Купила в церкви тоненькую книжонку, я все фамилии проштудировала. Где матушка Александра Федоровна Платонова? Нет. Где Заболоцкого Коли папа, Заболоцкий? Хотя фамилии я не помню, батюшки, его отчества-то, Коли Заболоцкого, не помню. Я Модеста уже не спрашивала, хотя он еще был жив, вот, но тоже нету, вот, а ведь он в заключении погиб тоже, а Коля-то уже был тоже умерший, а вот в этой книжке. Значит, его тетки все – Любовь Порфирьевна, а потом еще кто-то, его мама, может, еще там, она говорила, еще была сестра – вот, все там в Валдае - никто не сообщил, чтобы записать батюшку-то, что в заключении он пропал. Или его расстреляли, или он умер, не известно. Любовь Порфирьевна говорила, что он, видимо, из заключения не переписывались, значит, расстреляли, вот. А также у нас … вот вам надо газету почитать, там очень много неправильностей.
(00:58:50) И Андрея этого.. Житникова – он вдовец, а это матушкина сестра у него жила, а его арестовали, он пропал, а она там жила и вот эту книгу принесла, вот, и продавать уже. Ну, война, арестовали, книга… и потом она к нам приходила и вот тоже Сергиевским продали, она продала, там уже купилась. Тоже батюшке мы сказали Никону, что книгу вот она хочет продать. А кто купит? Сергиевские купили эту книгу у нее, не знаю, за сколько
(00.59:29) ДМ: Отец Никон Воробьев, похоже, спас много людей и много книг благодаря тому, что он просил Сергиевского купить их
(00.59:36) Ж: Да, не знаю уж, какие книги еще а вот эту книгу точно
(00.59:41) ДМ: Как она называлась?
(00.59:42) Ж: «Царь Иудейский»
(00.59:44) ДМ: «Царь Иудейский»?
(00.59:45) Ж: Да
(00.59:46) ДМ: И это была пьеса или это..?
(00.59:47) Ж: Пьесу они сделали, цари, все князья, все.. кто уж там составлял, режиссировал, не знаю, но Иисуса Христа не дерзал никто играть, он подразумевался. Как-то вот сделано
(01.00:02) ДМ: Но там в книге были изображения
(01.00:04) Ж: Да-да, вот так все напечатано, поля такие, поля. И на этих полях фигуры этих… ну царского рода, кто там… Но уже в костюмах римских, того времени костюмах. Там и воины, и…
(01.00:24) ДМ: Т.е. царская семья играла спектакль в домашнем театре?
(01.00:29) Ж: Да, да, видимо так
(01.00:31) ДМ: И играла суд над Христом?
(01.00:35) Ж: С чего начиналось и чем кончалось - не знаю
(01.00:40) ДМ: Это вам читала Мария Николаевна?
(01.00:45) Ж: Да никто не читал, некогда было. Война началась, и так просматривали отрывочно, мы-то еще маленькие. Еще надо вникать, мы же в историю в такую в евангельскую не вникали в таком возрасте
(01.00:57) ДМ: А Евангелие она вам читала?
(01.00:58) Ж: А?
(01.00:58) ДМ: А Евангелие она вам читала?
(01.01:01) Ж: Так я Евангелие… сама вот выучилась по-славянски. Я говорю, тут за рощей, вон, пришла. Я сидела, бывало, на крылечке. На юг крылечко-то. Я сижу и читаю евангелие, русский текст – славянский текст, русский текст – славянский текст. Любила его
(01.01:17) ДМ: А отец Модест читал?
(01.01:19) Ж: Ну Модест - я не знаю, как выучился. Я про Модеста не знаю, как он
(01.01:25) ДМ: Нет, Евангелие-то он читал?
(01.01:26) Ж: Читал, наверное, нам и папа читал, папа из Евангелия сделал три выписки, так шрифтом, это... Тушью, печатными написал – вот тоже пропали, я жалею даже, Господи, ну что ж это такое
(01.01:43) ДМ: Это выписки для вас?
(01.01:44) Ж: Да. И они над кроватью висели под стеклышком на белой бумаге, в рамочке – он любил вот так стеклышко оторочит
(01.01:53) ДМ: А что написано было?
(01.01:56) Ж: Изречения для жизни из Евангелия. Не знаю я, не помню, грешница, не помню
(01.02:06) ДМ: И вам, и Модесту?
(01.02:07) Ж: Нет, просто они над кроватью, три стеклышка
(01.02:11) ДМ: Три изречения, да?
(01.02:12) Ж: Да, три отдельных висело
(01.02:16) ДМ: У вас над кроватью, да?
(01.02:17) Ж: Да, там коврик.. коврик маленький такой был, кровать-то большая, это тут все…
= = =













Комментариев нет:

Отправить комментарий